Когда Филип очнулся наконец от столбняка, он ощутил негодова­ние. С него хватит того, что мать управляет им, а сестра застращива­ет. Вмешательство третьей особы женского пола вывело его из себя до такой степени, что он, отбросив вежливость, уже собирался вы­сказать все, что думал, но не успел: при виде мисс Эббот Генриетта испустила пронзительный крик радости:

– Каролина, как вы сюда попали?

И, несмотря на жару, она взбежала по лестнице и наградила свою приятельницу нежным поцелуем.

Филипа осенила блестящая мысль.

– Генриетта, у вас найдется что порассказать друг другу. А я тем временем послушаюсь твоего совета и навещу синьора Кареллу.

Мисс Эббот издала не то приветственный, не то испуганный писк. Филип не отозвался на этот звук и не подошел к ней. Даже не заплатив извозчику, он улизнул на улицу.

– Выцарапайте друг дружке глаза!
– воскликнул он, грозя кулаком окнам отеля.
– Задай ей перцу, Генриетта! Отучи соваться не в свои дела! Задай ей, Каролина! Научи быть благодарной! Ату, леди, ату!

Случайные прохожие глядели на него с интересом, но не приня­ли за сумасшедшего. Подобные сцены в Италии нередки.

Филип попытался думать о таком обороте событий как о чем-то забавном, но из этого ничего не получилось. Появление мисс Эббот задело его за живое. Либо она заподозрила его в бесчестности, либо сама вела нечестную игру. Он отдал предпочтение последней вер­сии. Быть может, она уже виделась с Джино и они вместе придума­ли, как бы поутонченнее унизить Герритонов. Возможно, Джино шутки ради уже продал ей младенца задешево - шутка как раз в его духе. Филип до сих пор помнил смех Джино, которым завершилась его, Филипа, бесславная поездка в Италию, помнил грубый толчок, поваливший его на кровать. Что бы ни означало присутствие мисс Эббот, оно портило комедию - ничего смешного от нее ждать не приходилось.

Размышляя таким образом, он быстро прошел через весь городок и очутился у ворот на другом его конце.

– Где живет синьор Карелла?
– спросил он таможенников.

– Я покажу!
– пропищала какая-то девочка, возникшая словно из- под земли, как это свойственно итальянским детям.

– Она вам покажет, - подтвердили таможенники, одобрительно кивая головами.
– Всегда, всегда следуйте за нею, и с вами не слу­чится ничего плохого. На нее можно положиться. Она моя дочка (племянница, сестра).

Филип хорошо знал все эти родственные связи. Они разветвля­лись в случае надобности по всему полуострову.

– Ты случайно не знаешь, синьор Карелла дома?
– спросил он девочку.

Да, он как раз недавно входил в дом, она сама видела. Филип кивнул. Сегодня он с нетерпением ждал свидания; состоится дуэль умов, а противник его не силен в этом виде оружия. Что затевает мисс Эббот? Сейчас он узнает. Пока они там выясняют отношения с Генриеттой, он все выяснит у Джино. Филип следовал за таможен­ной дочкой вкрадчивой походкой, точно дипломат.

Идти им пришлось недолго, так как они были возле ворот Вольтерра, а дом, как уже известно, стоял прямо напротив. В полминуты они спустились по той самой тропке, проложенной мулами, и очути­лись у входа в дом. Филип улыбнулся, во-первых, представив себе в этом доме Лилию, а во-вторых, предвкушая победу.

Таможенная племянница набрала в легкие воздуху и закричала что было мочи. Последовала внушительная пауза. Потом наверху в лоджии показалась женская фигура.

– Перфетта, - пояснила девочка.

– Мне надо видеть синьора Кареллу!
– прокричал Филип.

– Нету!

– Нету!
– удовлетворенно повторила девочка.

– Так чего же ты говорила, будто он дома?

Филип от злости готов был задушить девчонку. Он как раз созрел для свидания: чувствовал в себе должное сочетание негодования и сосредоточенности, когда кровь кипит, а голова холодна. Но в Монтериано вечно все идет вкривь и вкось.

– Когда он вернется?
– крикнул он опять. Прескверная история.

Перфетта не знала. Он уехал по делу. Может быть, вернется к ве­черу, а может, и нет. Уехал в Поджибонси.

Услыхав слово «Поджибонси», девочка приставила большой па­лец к носу, растопырила пальцы, помахала ими в сторону равнины и при этом запела, как, вероятно, пели ее прапрапрабабки семьсот лет назад:

Затем она попросила у Филипа монетку. Одна немецкая леди, пи­тающая интерес к прошлому, дала ей весной полпенни.