позволяем ему диктовать нам свою волю. Мы оставляем за ним право

оставаться таким, каким оно является. Зачастую мы одобряем его в

большинстве имеющихся свойств и характеристик.

Мы становимся даоистичны, то есть смиренны, посторонни и восприимчивы.

Доверчивость вместо борьбы. Все, что происходит с нами в такие

мгновения, подразумевает, что мы готовы довериться себе и окружающему

нас, мы решаемся, пусть лишь на время, отказаться от готовности к бою,

от работы воли и от ее диктата, от преодоления себя и от усилий

удержать под контролем окружающее. Мы разрешаем себе слиться с

внутренней природой происходящего <здесь и сейчас>, а это со всей

очевидностью предполагает доверчивое ожидание и беспрекословное

принятие и подчинение. Неизбывно человеческое стремление

контролировать, верховенствовать и управлять противно истинному

согласию с делом, как и искреннему восприятию его материала (или

проблемы, или человека). В этом же разрезе будет уместно

80

Креативность

еще одно воспоминание о будущем. Сталкиваясь с будущим, - я имею здесь

в виду столкновение с чем-то новым, неведомым, - нам не остается

ничего другого, как положиться на свою способность к импровизации,

довериться ей. Сформулировав мысль таким образом, мы должны признать,

что доверчивость обозначает и уверенность в себе, и мужество, и

бесстрашие во всех аспектах. Бесспорно также, что, обретя уверенность

в себе перед лицом туманного грядущего, мы наконец в состоянии

безоглядно, с поднятым забралом и открытым сердцем устремиться к

настоящему.

Можно привести несколько примеров из клинической практики. Роды,

уринация, дефекация, сон, плавание в воде, сексуальный акт -все это

суть субстанции, в отношении которых полезно забыть про старание,

борьбу и напряжение, где уместнее расслабленно, доверчиво и уверенно

разрешить природе творить свой произвол.

Даоистическая рецептивность. Два этих понятия, даосизм и

рецептивность, включают в себя широкий круг свойств и явлений, сколь

важных, столь же и трудных для понимания, пояснять которые зачастую

приходится очень и очень фигурально. Большинство из этих тончайших и

деликатнейших даоистических атрибутов креативности многократно, с

разных сторон описаны самыми разными авторами, занимавшимися изучением

креативности. Единственный факт, с которым не могут не согласиться все

без исключения исследователи, заключается в том, что для начальной,

инспирационной, фазы творчества характерна некоторая степень

рецептивно сти, невмешательства или <смиренного принятия>; признается

также ее необходимость -теоретическая и динамическая. В таком случае

перед нами неизбежно встает вопрос: как эта рецептивность, или

<согласие с существующим>, соотносится с синдромом самозабвенного

погружения в сиюминутную данность?

Рассмотрим в качестве примера отношение художника к его модели. При

этом можно отметить своего рода деликатность, или уважение (здесь мы

не заметим желания <улучшить> и не обнаружим стремления властвовать),

которое сродни <серьезному> отношению. Художник обращается со своей

моделью как с некоей данностью, как с per se, имеющей неотъемлемое

право на самостоятельное существование; он отнюдь не склонен

рассматривать ее как материал для создания новой, лучшей сущности, как

инструмент для достижения иных, не заложенных в ней, целей. Художник в

данном случае уважает право модели на самостоятельное существование, а

следовательно априорно признает ее заслуживающей уважения.

И проблема, и факты, и ситуация, и личность требуют такой же

деликатности и уважительного к себе отношения. Здесь проявляется

почтение к власти факта, к закону ситуации, как назвал это Фоллетт.

Можно сделать еще

Креативность и готовность к ней

81

один шаг и не только разрешить <вещи> оставаться <собой>, но и