На этом этапе расследование начало буксовать…

С одной стороны, по-прежнему было горячее желание посадить паскудника, но с другой — а где доказательства?..

Бдительные заявители уверяли, что видели всё своими глазами, но кто поручится, что это — не сговор?.. Типа: собрались как-то трое по каким-либо причинам недовольных Прохоровым его соседей, и решили: «А давайте-ка нашего Игоревича посадим к ядреной матери, да ещё и — по статье позорной!.. Теоретически такое — вполне возможно… Утверждать можно что угодно, но как доказать сказанное на следствии, а затем и в суде?..

Будь Прохоров ранее судимым за растление малолетних — тогда никаких проблем. При первом же сигнале — з а к р ы в а е м его на сколько нужно, и бьём до полной «сознанки»!.. С таким контингентом и на суде не чикаются. «Ранее был судим по подобной же статье? Всё, новый приговор — автоматом…» Но — отставник, уважаемый человек, наверняка — со связями…

И тут наш начальник районного угрозыска, считаю, сделал грубую ошибку — решил лично съездить в райвоенкомат и узнать, что за гусь этот экс-майор…

Вернулся он хмуроватым. Сразу же спросил, где Прохоров. «В «обезьяннике»! — ответил я. — Скоро его приведут, и начнём «прессовать» по новой…»

«Лучше кражей на Таёжной, дом 28 займись, а то вконец уж мышей не ловишь! — неожиданно вызверился на меня майор. Высморкался, велел мимоходом: — А Прохорова — отпустить домой. Пусть отдохнёт…»

Я изумлённо вытаращился. Как это — отдохнёт?.. От чего — от ментовского «пресса»?.. И в чём смысл этого отдыха — чтобы потом успешнее отбрехиваться?!.

Но начальству — виднее…

Григорий Игоревич тут же был отпущен домой, так и не дождавшись предъявления ему официального обвинения.

Чуть позже среди оперов пронеслось н и з о м: а ведь наш Прохоров — герой, оказывается… Как сообщили в военкомате начальнику угро — воевал в Афгане, два боевых ордена!.. А однажды его самолёт подбили, и экипажу с земли приказали катапультироваться, но раненный штурман воспользоваться катапультой не мог. И тогда, спасая штурмана, Прохоров посадил подбитый самолёт. При этом — сильно ударился головой о приборную доску, и покалечился… Вот откуда его «неестественное» лицо — кожу на него пересадили с задницы!..

Хоть и выжил, но — стал инвалидом… Ну и в стукнувшейся о приборы башке, видать, что-то коротнула «не туда», вот и потянуло его от женских влагалищ — к детским!..

Сволочь, конечно… Но чтобы иметь моральное право судить его — нужно вначале самому сесть за штурвал падающего камнем вниз и пылающего самолёта. Спасение — вот оно, в катапульте!.. Но рядом — раненый напарник… И руки лишь крепче стискивают штурвал, а лицо обречённо каменеет в ожидании почти неизбежной скорой гибели…

Кто смог пережить т а к о е — тот никогда уже не стать прежним. Если хотите — можете называть это безумием. Но разве и весь наш Мир — не безумен?..

Лечиться бы Прохорову у хороших психиатров… Но ведь — залечат лишь, а вот вылечить — вряд ли!.. Не изобрели таких таблеток, и нет таких лечебных процедур, после которых взрослых мужиков перестаёт тянуть к маленьким девочкам… Ну может если — электрошоком ошарашить до упора!.. Но у Прохорова и так уж — мозги травмированы…

Опера уголовного розыска — люди черствые. Можно даже сказать — безжалостные. Но боевой офицер, рисковавший жизнью для спасения своего товарища, мог угодить за решётку с нашей подачи, лишь натворив нечто совсем уж несусветное, и обязательно — лишь такое, что совершенно невозможно о т м а з а т ь!.. Прохоров же согрешил «по маленькой», и прямых улик против себя — не оставил…

«Есть мнение, что это — оговор… Надо в этом деле разобраться объективно…» — на следующее утро, посоветовавшись с руководством, сказал операм начугро. Его слова однозначно были истолкованы как приказ: обвинение против немножко н а ч у д и в ш е г о офицера-фронтовика Прохорова — похерить, но так, чтоб комар носа не подточил…: Основой обвинения к этому моменту всё ещё оставались лишь заявления трёх бдительных соседей. Пробили их основательно…

У одного из заявителей троюродный брат — из ранее судимых за кражи, и по жизни — ещё та тварь… Смотались, приволокли его в РОВД, попинали как тузика, объяснили — п о ч е м у, и на следующее же одну из заяв — забрали.

Вторая заявительница, сухонькая и вредная бабка, из заслуженных училок, казалась самой опасной. Но и её запросто нейтрализовали, раздобыв справку из райполиклиники о том, что наблюдается-де у неё р а н н я я стадия старческого слабоумия!.. И сколь р а н н е й та стадия ни была бы в реальности, но на бумаге бабка теперь уж — никакой не свидетель, а так… случайно не упакованная в психушку даунша!..

С третьим заявителем могли и не возиться. Один свидетель — это не свидетель. Голословный болтун, которого всегда можно пугнуть уголовной ответственностью за «заведомо ложный донос»… Но на всякий случай и тут мы пошустрили, в итоге выяснив, что месяц назад собака заявителя (какой-то жуткой бойцовской породы!) облаяла школьников у подъезда, а Прохоров — сделал хозяину замечание. Всё это видела и в письменном форме подтвердила дворничиха — вот бумажка с её подписью… Картина ясна: затаив злобу на Прохорова, заявитель элементарно решил ему отомстить!..