Шрифт:
– Заходите, сеньор Рамос,- пригласил его Пепе Рей.
– Нет, нет,- запротестовала донья Перфекта.- Все, что он намерен сказать тебе,- глупости.
– Пусть говорит.
– Но я не могу допустить, чтобы в моем доме разрешались подобные споры…
– Чего же хочет от меня сеньор Рамос?
Кабальюко что-то промычал.
– Довольно, довольно…- смеясь, перебила донья Перфекта.- Оставь в покое моего племянника. Не обращай внимания на этого глупца, Пепе… Хотите, я расскажу вам, чем разгневан великий Кабальюко?
– Разгневан? Могу себе представить,- вставил исповедник и, откинувшись в кресле, громко, выразительно захохотал.
– Я хотел сказать сеньору дону Хосе…- прорычал свирепый кентавр.
– Да замолчи ты, ради бога. От тебя можно оглохнуть.
– Сеньор Кабальюко,- заметил каноник,- совсем не удивительно, что молодые люди из столицы выбивают из седла грубых наездников наших диких краев…
– Все дело в том, Пепе, что Кабальюко состоит в связи…
Смех не дал донье Перфекте договорить.
– В связи,- подхватил дон Иносенсио,- с одной из сестер Троя, с Марией Хуаной, если не ошибаюсь.
– И ревнует! После своей лошади он больше всего на свете обожает маленькую Марию Троя.
– Господи помилуй!-воскликнула тетка.- Бедный Кристобаль! И ты решил, что такой человек, как мой племянник?! А ну-ка, что ты хотел сказать? Говори.
– Уж мы поговорим наедине с сеньором доном Хосе,- резко ответил местный забияка и молча вышел.
Через несколько минут Пепе, покинув столовую, направился в свою комнату. В коридоре он лицом к лицу столкнулся со своим соперником. При виде мрачной, зловещей физиономии обиженного влюбленного Пепе не мог сдержать улыбки.
– На пару слов,- сказал Кабальюко и, нагло преградив дорогу, добавил: – А известно ли вам, кто я?
При этом он положил свою тяжелую руку на плечо молодого человека с такой наглой фамильярностью, что Пепе оставалось только с силой сбросить ее.
– Не понимаю, почему вы хотите раздавить меня.
Храбрец несколько смутился, но тут же обрел прежнюю наглость и, с вызовом глЯдя на Рея, повторил:
– Известно ли вам, кто я?
– Да, прекрасно известно. Вы – животное.
И, резко оттолкнув его, Пепе прошел в свою комнату. В этот момент все мысли нашего несчастного друга сводились к тому, как привести в исполнение следующий краткий и простой план: не теряя времени проломить череп Кабальюко; как можно скорее распрощаться с теткой, резко и в то же время вежливо высказав ей все, что было у него на душе; холодно кивнуть канонику; обнять безобидного Каетано, а под конец намять бока дядюшке Ли-курго и тут же ночью уехать из Орбахосы, отряхнув с ног своих прах этого города.
Однако никакие неприятности, преследующие юношу, не могли заставить его забыть о другом несчастном существе, положение которого было еще более плачевным и беспросветным, чем его. Вслед за ним в комнату вошла горничная.
– Ты отдала мою записку? – спросил он.
– Да, сеньор, и она передала вам вот это.
На обрывке газеты, переданном ему служанкой, было написано: «Говорят, ты уезжаешь. Я умру».
Когда Пепе возвратился в столовую, дядюшка Ликурго, заглянув в дверь, спросил:
– Когда подать вам лошадь?
– Мне не нужна лошадь,- резко ответил Пене.
– Ты не едешь ночью? – поинтересовалась донья Перфекта.- И правильно, лучше отложить поездку до утра.
– Утром я тоже не поеду.
– А когда?
– Там увидпм,- холодно ответил Пене, глядя на тетку с невозмутимым видом.- Пока я не намерен уезжать.
В его глазах светился явный вызов. Донья Перфекта сначала вспыхнула, потом побледнела. Она взглянула на каноника, протиравшего свои золотые очки, и обвела взглядом всех присутствующих, в том числе и Кабальюко, восседавшего на кончике стула. Она смотрела на них, как смотрит генерал на преданные ему войска. Затем ее внимательный взгляд остановился на задумчивом и спокойном лице Пене Рея, умелого врага, внезапно перешедшего в контрнаступление именно в тот момент, когда все уже праздновали его позорное бегство.
Ах! Кровь, отчаянье и разрушенье!.. Предстояло великое побоище.
ГЛАВА XVI
НОЧЬ
Орбахоса спала. Мигающие уличные фонари, подобно усталым глазам, слипавшимся от сна, тускло освещали перекрестки и улицы. В полутьме шмыгали закутанные в плащи бродяги, ночные сторожа и запоздалые игроки. Изредка хриплое пение пьяницы или серенада влюбленного нарушали покой города. Болезненным стоном пронесся по спящим кварталам крик подвыпившего сторожа: «Аве Мария!»
Покой царил и в доме доньи Перфекты. Только в библиотеке дона Каетано тихо разговаривали владелец библиотеки и Пепе Рей. Дон Каетано удобно сидел в кресле за письменным столом, заваленным невероятным количеством бумаги, исписанной заметками, выдержками и цитатами. Пепе не сводил глаз с груды бумаг, хотя мысли его, без сомнения, были где-то далеко от этих премудростей.
– Перфекта превосходная женщина,- сказал любитель древности,- но и у нее есть недостатки. Из-за всякого пустяка она готова рассердиться. Друг мой, в провинциальных городах каждый ложный шаг жестоко карается. Ну что, собственно, в том, что ты зашел к сестрам Троя? По-моему, дон Иносенсио, прикрываясь маской добродетельного мужа, любит сеять раздоры. Какое ему, в сущности, дело?
– Наступило время, когда нужны решительные действия, сеньор дон Каетано. Я должен повидать Росарио и поговорить с пей.