Шрифт:
– Твой лоб пылает. У тебя жар.
– Сильный жар.
– Ты в самом деле больна?
– Да…
– И все-таки вышла…
– Чтоб увидеть тебя.
Пепе, обняв девушку, пытался согреть ее, но это ему не удавалось.
– Погоди,- шепнул он.- Я схожу в комнату, принесу плед.
– Только свет потуши, Пене.
Рей забыл погасить в своей комнате свет, который узкой полоской проникал через щель под дверью, слегка освещая галерею. Прошло мгновение, и он вернулся. Стало совсем темно. Держась за стены, он подошел к сестре и заботливо укутал ее с головы до ног.
– Вот теперь тебе будет хорошо, моя девочка!
– Мне очень хорошо!.. Я ведь с тобой.
– Со мной… навсегда,- восторженно отвечал молодой человек.
Вдруг она высвободилась из его объятий и встала.
– Что ты делаешь?
Он услышал лязг железа. Росарио вставила ключ в невидимую скважину и осторожно открыла дверь, на пороге которой они сидели. Из комнаты, темной, как гробница, доносился едва уловимый запах сырости, какой обычно бывает в помещениях, остававшихся долгое время закрытыми. Росарио взяла Пепе за руку и повела за собой. Послышался ее тихий голос:
– Входи.
Они прошли несколько шагов. Пепе казалось, что он идет за ангелом ночи в неведомые Елисейские поля. Росарио шла ощупью. И снова раздался ее нежный голос, она шепнула:
– Садись.
Они подошли к деревянной скамье и сели. Пепе Рей обнял девушку. В тот же миг он ударился головой обо что-то твердое.
– Что это?
– Ноги.
– Росарио, я не понимаю…
– Это ноги божественного Иисуса; мы сидим под распятием…
Слова Росарио, словно холодное копье, пронзили сердце Пепе
Рея.
– Поцелуй их,- приказала девушка.
Математик поцеловал ледяные ноги святой статуи.
– Пепе,- спросила Росарио, пылко сжимая руку брата,- ты веришь в бога?
– Росарио! Что с тобой! Какие-то безумные мысли приходят тебе в голову!
– Отвечай!
Пепе Рей почувствовал влагу на своих руках.
– О чем ты плачешь? – спросил он, совершенно растерявшись.- Росарио, что ты говоришь? Ты убиваешь меня. Верю ли я в бога! Ты сомневаешься?
– Я-то нет, но все говорят, что ты безбожник.
– Ты низко пала бы в моих глазах, ореол чистоты, окружающий тебя, растаял бы, если бы ты поверила подобному вздору.
– Я слышала, как тебя называли безбожником. Я никак не могла узнать, правда это или нет, но только вся душа моя восставала против такой клеветы. Ты не можешь быть безбожником. Я чувствую всем моим существом, что ты такой же верующий, как и я.
– Как хорошо ты сказала! Зачем же ты спрашиваешь, верю ли я в бога?
– Я хотела узнать это от тебя самого, услышать это из твоих уст. Я так давно не слыхала твоего голоса!.. А сейчас – какое наслаждение слышать тебя, после долгого молчания слышать, как ты говоришь: «Я верю в бога».
– Росарио, ведь в бога верят даже преступники. Если есть безбожники,- я не сомневаюсь, что они существуют,- так это клеветники, интриганы, которыми кишит мир… Что касается меня, то мне нет дела до интриг и клеветы; если ты станешь выше их, не дашь проникнуть в свое сердце разладу, нашептываниям коварных врагов, нашему счастью ничто не помешает.
– Но что же такое с нами случилось? Пене, любимый… Ты веришь в дьявола?
Он помолчал. В часовне было совсем темно, и Росарио не могла заметить улыбки, которой брат ответил на ее странный вопрос.
– Вероятно, надо в него верить,- сказал он наконец.
– Что происходит? Мама запрещает мне видеть тебя; но она не говорит о тебе плохо – ей не нравится только твое неверие. Она велит мне ждать, уверяет, что ты примешь решение… уедешь… вернешься… Скажи по совести – ты плохо думаешь о маме?
– Вовсе нет,- ответил Рей; боясь ее обидеть, он не решился ответить иначе.
– Ты не считаешь, что она меня очень любит – обоих нас любит, желает нам добра и в конце концов даст согласие на брак? Мне так кажется…
– Ну, если ты так думаешь, я тоже… Твоя мама нас обожает… Но только, дорогая Росарио, нужно признать, что в этом доме появился дьявол.
– Не нужно шутить,- ласково перебила она.- Мама такая добрая! Ни разу она мне не сказала, что ты не достоин быть моим мужем. Вот только неверие твое ей не нравится… Говорят, что я склонна к маниям и что теперь у меня тоже мания – любовь к тебе. В нашей семье правило – не препятствовать нашим врожденным маниям, а то они становятся еще опасней.
– По-моему, возле тебя есть хорошие врачи; они решили излечить тебя, и в конце концов, обожаемая моя девочка, они тебя вылечат.