— Этот Геренний Эгнатий неплохо говорит, — согласился Менедем.

— Однако на языке римлян «пять» будет «quinque». — Макробий выговорил варварское слово с явным отвращением. — Я спрашиваю — как тот, кто издает такие звуки, может хорошо выучить эллинский?

— Некоторые из кампанских городов, однако, неплохо живут, несмотря на то что ими правят самниты, — сказал Менедем. — Я подумывал направить туда «Афродиту» после того, как закончу все дела здесь.

Макробий пожал плечами.

— Дело твое, конечно. Может, после я снова тебя увижу. А может быть, и не увижу.

Было ясно, на что он намекает: после столь дерзкой вылазки никто уже не увидит Менедема.

С легким раздражением тот поинтересовался:

— Ты считаешь, я поступил бы умней, если б отправился в Сиракузы? Я так не думаю, клянусь богами!

— Что ж, я тоже так не думаю, — признался тарентец. — Если только Агафокл не сделает что-нибудь из ряда вон выходящее, просто не представляю, как он сможет защитить свой город, не позволив Карфагену его захватить. А ведь Агафокл правит Сиракузами уже семь лет, поэтому даже не представляю, что он способен сделать такого, чего бы уже не сделал раньше.

— Значит, ты понимаешь мои проблемы, — сказал Менедем. — Я не собираюсь разворачиваться и отправляться обратно в Элладу после того, как покину Тарент. Так что же мне делать?

— Поверь, я рад, что это твои проблемы, а не мои. — Макробий подался вперед. — Скажи, сколько ты хочешь за павлиньи яйца?

— Тридцать драхм, — мгновенно ответил Менедем; они с Соклеем уже заключали такие сделки и продали пару яиц именно за эту цену. — Учитывая их размер, я бы посоветовал посадить на них утку или гуся, а не курицу.

— А если я потрачу тридцать драхм, а из яйца никто не вылупится? Что тогда? — вопросил Макробий.

Пришла пора Менедема пожать плечами.

— Боюсь, тебе остается только рискнуть. Я не бог, чтобы заглянуть внутрь яйца и сказать, хорошее оно или плохое.

— У нас скоро появятся птенцы на продажу — это будет еще одна выгодная сделка, — добавил Соклей. — Ты сможешь сэкономить немного денег, если подождешь.

— Ты запросишь за птенцов неслыханную сумму, не сомневаюсь, — пробормотал Макробий.

Менедем любезно улыбнулся.

— В этом городе полно людей, которых это не пугает. Среди них, кстати, есть и твои соседи-варвары. Если ты хочешь быть одним из первых, о почтеннейший, за это надо платить. Окажись наше судно вторым, доставившим павлинов в Тарент, мы не смогли бы запросить так много, потому что такую цену уже запросили бы торговцы с первого корабля.

У Макробия сделался такой несчастный вид, что он и впрямь стал похож на пойманную на крючок рыбу. Он сказал:

— Дом, который вы сняли, находится к северу от рынка, так ведь? Может, загляну к вам завтра.

Прежде чем Менедем успел ответить, Макробий указал на дверь:

— А вот и рабы Гилиппа несут вино.

— Это же кувшины с нашим ариосским! — удивился Менедем.

— Я продал их управляющему Гилиппа нынче днем, — с легким самодовольством пояснил Соклей. — Ты в этот момент как раз въедливо торговался с кем-то из-за павы.

— Уж кто бы говорил о въедливом торге, — негромко ответил Менедем: человек, о котором шла речь, возлежал всего в нескольких кушетках от них. — Вряд ли он купит у нас птицу.

— Зато управляющий Гилиппа купил вино. У него такой странный выговор, что, возможно, он римлянин. — Соклей наклонился вперед, чтобы прошептать брату на ухо: — А теперь мы будем пить вино, которое я только что продал. Мне это ужасно нравится!

— Мне тоже, — засмеялся Менедем.

Раб Гилиппа налил ариосское в метаниптрон, из которого все выпили первую, неразбавленную порцию вина в честь начала симпосия и совершили возлияние Дионису. Гости одобрительно загомонили. Менедем надеялся, что вино понравится собравшимся настолько, что они назначат его симпосиархом, но на эту должность выбрали Кратия. Менедем не удивился и не обиделся: гончар был человеком их круга, в то время как сам он был лишь гостем. Кратий — крепкий мужчина лет сорока — был достаточно красив, чтобы ему не давали проходу в юности.

— Значит, ариосское? — спросил он, и Гилипп кивнул и помахал Менедему и Соклею, чтобы напомнить людям в андроне, откуда взялось вино.

Кратий встал и объявил:

— Так как вино превосходное, давайте смешаем его с водой один к одному!

Все зааплодировали.

Менедем громко рассмеялся и, повернувшись к Соклею, сказал:

— Это не его вино — так почему же он смешивает его столь щедро?

— Боюсь, мы все тут очень, ну просто очень сильно опьянеем, — неодобрительно проговорил Соклей. — Я не помню, когда в последний раз на симпосии смешивали вино один к одному. Это слишком крепко.