Шрифт:
Соклей заметил:
— Не знаю, как у тебя это получается, братец, но получается всегда. Она уже готова есть у тебя с руки.
— Это нетрудно, — ответил Менедем. — Ты и сам бы смог, если бы захотел.
— Мне кажется, она не такая уж красавица, — сказал Соклей.
Менедем ожидал от него именно этой реплики. Его двоюродный брат, казалось, почти всегда находил причину, чтобы уклониться от приятного времяпрепровождения.
— Обнесите гостей вином снова! — велел Кратий рабам Гилиппа.
Наверняка симпосий вскоре перейдет в пьянку. Симпосиарх помахал флейтисткам.
— И давайте послушаем музыку.
Девушки поднесли флейты к губам и начали в заунывной лидийской манере играть любовную песню. Этой мелодии Менедем не знал, но пара гостей начала подпевать.
Он наклонился к хозяину.
— Это местная песня?
Гилипп покачал головой.
— По-моему, она пришла к нам из Регия — города, что лежит на италийском берегу прямо напротив Сицилии. Но в последнее время эта песня стала очень популярна также и в Великой Элладе.
— Странно, что я ее пропустил, ведь я был в этих краях прошлым летом, — пожал плечами Менедем.
— Бывает!
Пока две флейтистки играли, в андрон вошел красивый молодой жонглер. Он был абсолютно нагим, его натертое маслом тело поблескивало в свете факелов.
Глаза Гилиппа и некоторых других гостей жадно следовали за парнем, пока тот удерживал в воздухе поток шаров, ножей и чаш.
Менедем повернулся к Соклею.
— А он отнюдь не плох. Не хотел бы ты поиграть с его причиндалами?
Его двоюродный брат, как раз прихлебывавший вино, возмущенно фыркнул, негодующе что-то забормотал — и вообще, судя по его виду, чуть не захлебнулся до смерти.
Менедем засмеялся и протянул рабу свою чашу, чтобы показать, что она пуста. Раб поспешил наполнить ее вновь.
Пока жонглер двигался от стола к столу, Кратий встал с кушетки и подошел к Гилиппу.
— Что дальше? — спросил он. — У тебя небось во внутреннем дворе ждут танцовщицы?
— Конечно, — ответил Гилипп. — Две девушки родом из страны кельтов по ту сторону Альп. Ты готов? Тогда они войдут.
— Наверное, уже пора, — решил Кратий. — Люди хмелеют, и нет ничего лучше пары голых девиц, чтобы всех оживить.
Он поговорил с рабом Гилиппа, и тот, подойдя к двери, крикнул что-то в царившую снаружи темноту.
Гости захлопали в ладоши и приветствовали танцовщиц громкими криками — грациозные, как пантеры, девушки прыгнули в андрон и начали кувыркаться. Менедем присоединился к аплодисментам, но больше из вежливости. Танцовщицы были хорошо сложены, но почти мертвенно-бледны, с волосами цвета яркой бронзы — совершенно не в его вкусе. К тому же обе оказались на несколько пальцев выше его.
Менедем отхлебнул вина и наклонился к Соклею.
— Не знаю, как ты, братец, но я бы не хотел лечь с женщиной, которая выглядит так, будто способна меня поколотить.
Соклей не ответил.
Посмотрев на двоюродного брата, Менедем усомнился, слышал ли тот вообще, что он сказал. Соклей глядел на двух рыжеволосых танцовщиц так, словно никогда раньше в жизни не видел голых женщин, и на лице его читалось нечто среднее между благоговейным восхищением и неприкрытым вожделением.
— Ну разве они не красавицы? — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе.
— На мой взгляд, миловидные девушки, — дипломатично ответил Менедем.
И тут Соклей обратил наконец на него внимание, посмотрев на двоюродного брата так, будто никогда еще не слышал столь идиотского высказывания.
Менедем похлопал его по плечу.
— О вкусах не спорят. Некоторые мужчины и вовсе предпочитают гоняться за мальчиками. Одни любят худых женщин, другие — полных. Если хочешь попытаться приручить парочку диких кельток — давай. Во всяком случае, ты их выше.
— Они… такие необычные, — выдохнул Соклей.
Менедем пожал плечами. Насколько он мог судить, гораздо необычнее был интерес, проявленный Соклеем к женщинам на симпосии. Как правило, его братец не желал иметь с ними ничего общего.
— Наслаждайся, — сказал ему Менедем. — Они ведь для того и предназначены.
Он допил вино, поставил килик и встал.
Андрон, казалось, слегка качнулся, когда Менедем поднялся на ноги. Ариосское вино было слишком крепким, чтобы с него начинать, и, разбавленное водой один к одному, все еще оставалось очень крепким.