Ход, кажется, стал заворачивать вправо. Выйти бы в более высокую часть.

Тут я так приложился о выступ свода головой, что чуть не отключился. Когда голова от шока отошла, пощупал ушибленное место. Шишка будет, но рассечения нет, что славно. Мало ли какая тварь может навестись во тьме на запах крови.

Сел, вытащил на ощупь из ранца нательную рубаху, обмотал ею голову, подсунул под нее еще пару носков. А сверху с натягом надел панаму. Хоть какая-то амортизация. Непристойно это – белье на голову натягивать, но голова-то не железная…

Меня снова одолела мысль: вот иду я, иду, а сколько я иду? Не менее километра, а то и больше. И куда я должен прийти – на другой берег Великой? В иной план бытия? Или я вообще хожу по кругу?

Может быть, но как это понять, и если это так – тогда как с ним бороться? Ответа нет на это.

Остановлюсь и подумаю, благо время вроде как обеденное. Пока пожую галет, запью водой и на том остановлюсь. Пока так.

Теперь буду сидеть, напряженно всматриваться в темноту и ждать ответа на вопрос: «Что дальше?»

А что там мне сказал Исмаил? Раз – не останавливайся. Два – тебя не оставят (или что-то наподобие). А дальше насчет того, что не все виденное существует на самом деле.

Тут мне вспомнилась солдатская песня, где утверждалось, что бог не выдаст никогда, и коль посадит в лужу, то сам из нее и вытащит.

Оптимистами были солдатушки, певшие эту давнюю песню. А что им оставалось-то, как не идти в огонь и верить, что не сгоришь в нем… Не останавливаться так не останавливаться.

«Солдат, учись свой труп носить». Что-то привязалась ко мне эта строчка. И про Бирнамский лес тоже.

А было ли что-нибудь в «Макбете» про пещеры? Уже не помню…

Встал и пошел. Не то потолок выше стал, не то шея согнулась и онемела, но пока не ударяюсь.

Шаги, шаги… попробовал их считать – сбился. При ходьбе по открытому месту помогает стихотворение или песня. Подбираешь шаг под ритм стихотворения, и так идти легче. Но в темноте это опасно. Отвлекаешься.

Ноги опять устали. Сколько я уже шел – не ориентируюсь. Просто шел, не оберегая голову, ибо свод стал выше. Поэтому шея не сгибается так.

А вот что это впереди – свет? Похоже, что да.

Я остановился, прислонился к стене, достал флягу, отхлебнул воды, спрятал ее. Проверил оружие и медленно двинулся вперед.

Свет неяркий, мне навстречу не движется. Похоже, им освещена зала, в которую упирается коридор, который я топчу весь день. Еще раз остановился, проверил, есть ли источники магии – в коридоре нет. А в зале – ощущается.

А вот не буду спешить. Хоть свет и не яркий, но кто знает, как на него отреагируют привыкшие к темноте глаза. Поэтому подожду, пообвыкну.

Неплохо бы иметь сейчас темные очки, но я всегда без них обходился. Летом мне жарко, но глаза солнцем не слепит. Говорят, вечный снег и лед на вершинах отражает свет и ослепляет, но там я не бывал.

До входа в зал с десяток метров. Останавливаюсь, не спешу, погляжу искоса на свет.

«Иди. Не бойся».

Это опять мыслеречь? И опять кто-то вроде Исмаила, только такой, которому этот камень не страшен?

«Иди».

Такое ощущение, что это женщина. Ибо голоса я не слышу, только в голове всплывают слова. И это ощущение.

«Не бойся».

Не могут те, кто мыслеречью пользуется, длинных фраз выдавать. Приходится частить.

Не бояться мне говорили ранее, говорят и сейчас. Что ж, не буду вылетать из хода, как боец штурмовой группы. Возьму рябинку под мышку, а карабин прижму к бедру и войду.

Глаза не ослепли. Уже успели привыкнуть. Да и свет матовый, рассеянный. А вот откуда идет – непонятно.

Посреди пещеры возлежало странное существо. Выше пояса – женская фигура, ниже – змеиное туловище, постепенно истончающееся до хвоста. Женская часть – мечта любого нордлинга. У них такие девицы обслуживают в посмертии тех, кто достойно помер, подобно воину. И быть они должны настолько мощнотелыми, чтоб с трудом обнять можно было. Ну и все остальное чтоб было тоже в двойном размере. Змеиное – тоже не маленькое. Такие змеи только в Астраханских владениях водятся. Оно же покрыто чешуей аспидно-черного цвета. Переход женского в змеиное – волнистый.

Жал, когтей и зубов не видно, но этим обольщаться нельзя. Они часто являются как бы из ниоткуда. Лежит себе, подперев голову рукою, и голубые глаза глядят на меня, как бы вопрошая: «Кто ты и зачем пришел?» Гм, а тогда кого она звала? Все как бы мирно, но беспокойство она внушает – больно размеры немаленькие.

Вообще надо бы мне представиться да поздороваться, ибо гость я, но отчего-то не хочется этого делать. Отчего-то думаю я, что чем дольше я молчу, тем лучше. А поступлю как один преподаватель в академии, из полуэльфов. Шляпу снял левой рукой (рубашка удержалась), махнул перед собой, чуть согнулся и прижал шляпу к груди. Только полуэльф это делал правой рукой, а шляпа у него в руке воображаемая была, а не реальная. А я из правой руки карабин не отпускаю.