— Вот видишь! И у меня бывало, что шары улетали. Так вот, ты никогда не думал, куда все эти шары деваются после того, как из рук выскальзывают?

— Ну… думал, конечно! В детстве я вообще уверен был, что все воздушные шары улетают на Луну.

— А теперь?

— А теперь… Даже не знаю. Наверное, так и летают там, высоко-высоко в небе, пока их самолет какой-нибудь крылом не заденет. Или пока птица не клюнет, и тогда они — ба-бах! — лопаются…

— А вот и неправильно. Все сбежавшие шарики из Закрытки направляются прямиком сюда. Для них волшебная стена, которая отделяет наш мир от мира Архипелага, не препятствие. Так они и летают здесь, прибившись к облакам, потому что здесь им лучше!

— Еще бы! Так что же получается, вот это облако, ну, которое с красненькой каймой, оно, может быть, состоит из тех самых красных шаров, которые мне подарил когда-то дядя Вова?

— Ну, не все облако. А только один какой-то его кусочек.

— Не важно! Главное, выходит, что какой-то кусочек того облака может быть моим собственным? Ведь так? — воодушевленно спросил Денис. Ему понравилась эта идея — владеть, хотя бы мысленно, частью облака, которое летает над Лицеем.

— Ну… Выходит, так!

«Вот здорово!» — решил Денис и от этой мысли Лицей показался ему еще более родным. Выходило, что он тоже здесь пусть не большой, но хозяин!

— А еще Марвин говорил, что когда воздушный шарик от тебя убегает, нужно сказать: «Лети не майся, прилетишь — не балуй».

— Это еще зачем?

— Марвин сказал, это все равно как нам, людям, пожелать «счастливого пути!».

— А здесь делают музыкальные шкатулки, — гордо сообщил Данила-мастер, указывая на избу, где пятеро довольно взрослых ребят в широких фартуках, прилежно склонившись над резными коробочками, ковырялись отвертками в их мудреных внутренностях. — И, между прочим, на выставке, которая проводилась в прошлом году, наши, лицейские шкатулки получили первое место! А английские да немецкие мастера остальные места между собой поделили.

— Как приятно! — умилилась Люба Спицына.

— Только зачем нужны музыкальные шкатулки, когда есть магнитофоны? — подбоченясь, дерзко спросил Роман.

— А вот зачем: магнитофоны ваши, что в Закрытке есть, любую музыку играют. В том числе и плохую, прямо даже гадкую! А музыкальные шкатулки никогда гадкой музыки не играют. Ни-ког-да!

«Вот бы соседу из сорок второй квартиры магнитофон такой шкатулкой подменить», — вздохнул Денис, вспоминая те жуткие звуки, что неслись из-за стены иногда по три часа кряду.

Какие-то дикие вопли, будто пятьдесят ослов одновременно тянут за хвост, упорный глухой стук, словно в стену лбом кто-то колотит, да еще слова идиотские вроде «Все люди козлы! Весь мир — дурдом!». И так далее, только по-английски.

«Нет, определенно, если бы ввели моду на музыкальные шкатулки, жизнь стала бы лучше!»

— А что в той избе? — спросил Максим, указывая на утопающее в кустах сирени здание, крытое опрятной соломенной крышей.

— Там учатся изготовлять емелефоны. А что это такое, наверное, каждый из вас теперь знает? — подмигнул Данила-мастер.

— Знаем! — хором подтвердили ребята.

Некоторые даже вынули свои емелефоны из карманов, чтобы продемонстрировать их Даниле. Емелефоны им выдали только этим утром и мало кто еще успел толком насладиться экзотической вещицей — просто не было времени!

— Вот здесь-то их и придумали, емелефоны эти.

— А почему они называются емелефонами?

— Потому, что изобрел их мастер Емеля, — пояснил Данила.

— Тот самый, что щуку поймал и на печи ездил? — предположил Коля.

— А вот и неправильно! Тот Емеля в Зверознатном посаде детей премудростям учит. На отделение рыбоведения. И зовется Емелей Севастьяновичем. А этот — просто Емелей.

— А почему без отчества? — спросила Влада, которая во всем любила этикет.

— Потому, что не нравится ему по отчеству называться. Говорит, молодой еще. Да и правда: двадцать лет по нашим, чародейским понятиям — не возраст! А ведь когда Емеля емелефон изобрел, он еще в выпускном классе учился!

— Вот это да, — восхищенно протянул Денис, которого все не отпускали мысли о каком-нибудь громком подвиге, который непременно надо совершить, чтобы удостоиться похвалы Берендея.

— А что, вы своим гвардейцам в емелефонах имена-то дали уже? — спросил Данила. — А то ведь безымянными гвардейцы служить не любят!

— Я дал. Назвал Славиком, как моего брата, — сообщил Максим.

— А я — Децлом, как певца, — прошептала Влада.

— А моего зовут капитаном Немо! — выпалил Коля.

— А моего… не скажу, — хитро прищурился Роман.

— А я… а я… забыл назвать своего гвардейца, — сознался Денис.

— А можно посмотреть, как их делают, емелефоны? — спросил Максим, жадно косясь в сторону избы, на которую указывал Данила.

Все одиннадцать ребят посмотрели на Максима с плохо скрываемым осуждением.