Шрифт:
– Савва! Я тебя еще и не жду, как следует.
Он смотрит в сияющий провал окна за ее спиной. Садится на стул. Потом поднимается.
– Возвращайся домой. Там чисто, – проговаривает, наконец.
– Что?
– Домой возвращайся. Я не хочу об этом говорить.
Она спрыгивает с подоконника.
– Что-то случилось?
– Нет. Ничего. Просто – пора уходить отсюда. Ты мне больше не нужна.
– Савва...
Она останавливается перед ним и заглядывает ему в глаза. Он отворачивается.
– Не играй со мной так больше. Я не люблю, когда мне делают больно. Я не мазохист.
– Я сделала тебе больно? – Шурка хлопает глазами.
– Убирайся домой, – повторяет Савва. – Трахнулись и хватит.
Она начинает одеваться. Запахивает курточку.
– Холодно там. Шарф завяжи, – глаза у Саввы влажнеют.
– Что? – не понимает она.
– Это.., – он силится повторить фразу про шарф, но снова отворачивается от ее лица к зиме за окном. – Ничего...
Шурка идет к двери.
– Прощай, – оборачивается в последний раз.
– Прощай. Передавай привет Макриянису, – выдавливает Савва.
Она замирает в дверях.
– И остальным, – добавляет он.
Шурка молчит.
– Я тебя люблю, – говорит, наконец. – Моя душа принадлежит только тебе.
– Что? – усмехается Савва. – Что-что? Душа? Я в твою душу не верю. Или ее нет, или она стоит так дешево, что не имеет даже для тебя никакого значения. Я не против проституток, но мне не нравится, когда меня обманывают. А у тебя это отлично получилось...
– Да, – соглашается Шурка. – Наверное...
Он ничего не отвечает. И она выходит.
Она выходит в пустоту. В открытый холодный космос. Так быстро наступает расплата за тот короткий миг счастья, который она выхватила у судьбы.
Она ничего больше не чувствует.
И Савва ничего не чувствует. Стоит у окна и смотрит, как она переходит дорогу внизу. Ее фигура сливается с толпой прохожих, но продолжает оставаться перед его глазами.
Ничего, нужно снова нырнуть в дела. Савва знает, что попустит. Но после того, как он мысленно уже отказался от своего будущего и в мечтах выстроил совершенно другое – рядом с ней, он не знает, куда ему нырнуть: то ли в дела, то ли вниз головой – в снежный простор.
Если нет сил жить дальше – нужно жить без сил. Если болят старые раны – нужно переступить через боль. Если кровоточат новые – нужно забыть о крови...
Никакой крови нет. Никакого сердца нет. Тем более – нет никакой любви. Есть сплошная проституция, товарно-денежные отношения. Живая очередь к теплой постели – ничего другого. А он попался, как несовершеннолетний мальчишка, потому что – не кажется она проституткой. И рыдала она как... Савва чувствует, что снова начинает биться сердце, а потом снова умирает.
Нет, это невозможно. Он набирает номер, с которого звонили на его мобильный.
– Центральная городская поликлиника. Гинекология, – отвечают ему вежливо.
Мало ли, какая-то врачиха, Шуркина знакомая. Все, нужно забыть.
Забыть – забить огромный железный гвоздь в самое сердце. Пусть там ржавеет.
Савва снова садится за руль и смотрит на город. В городе теплеет. Снег начинает подтаивать, и небо набухает от влаги и окутывает город сероватым туманом. Спускается непрозрачный сумрак.
И Савва чувствует, что ему совсем не интересно, переменится ли погода, чем сейчас занят Костик, что о нем думает Кулик после убийства Шнура, и вообще – что с ним будет дальше, будет ли он жить или умрет в этот же момент.
А на горизонте продолжает качаться мираж – синеет океан, торчат из песка пальмы и белеют стены дома. И в шезлонге под пальмой лежит она. Его девочка. Его любовь, которую он нашел и спас. Увез и спрятал от всего остального мира, чтобы никто не причинил ей зла…
Савва вдруг резко останавливает машину и задумывается.
Шурка не плачет. Смотрит на Берту так, словно видит перед собой что-то другое, а не подругу и не привычные стены кабинета. Берта поеживается, но удерживается от вопросов.
– Мысли человека должны быть простыми, – говорит Шурка. – Тепло-холодно, хорошо-плохо, да-нет. Не надо переусложнять жизнь. Я так считаю.