Но солдат куропаткинский, — помимо тех анонимных жалоб, которые посылались командующему армией, бросая некоторую тень на дисциплину в армии, — имел тем более право задать вопрос своему полководцу: «куда ты нас ведёшь? За что мы должны умирать?».

Если от армии требуют, что она должна отправиться на войну с воодушевлением, то она, по меньшей мере, вправе думать, что требуемые от неё жертвы не пропадут даром, что они ведут к достижению какой-нибудь цели.

Именно это сознание в армии Куропаткин и его помощники задушили у солдата в самом начале войны, после первых поражений, когда всем ясно стало всякое отсутствие планосообразности в мероприятиях, когда действительность показала, что армию ведут только к напрасным жертвам, без надежды на какой-нибудь успех.

Во всё продолжение войны постепенно укоренялось убеждение, что все приносимые жертвы пропадают совершенно даром, что у самих начальников имеется лишь одна тенденция «назад». Армия, правда, отправилась на войну без воодушевления, но готовая, однако, свой долг. Русские же начальники, со своей стороны, ничего не делали, чтобы поднять дух армии; они, напротив, убили даже существовавшее сознание долга после того, как в войсках пропали всякое доверие к своим начальникам и надежда на успех, когда стало ясно, что все труды и жертвы ведут только к поражениям.

Ввиду сказанного, звучит, до некоторой степени, иронией утверждение ген. Куропаткина, когда он говорит в своём отчёте следующее по поводу преждевременного, по его мнению, заключения мира с Японией: «Начиная с первого дня моего прибытия в армию, я постоянно старался укрепить в ней сознание, что никто из нас не вернётся с войны, не добившись победы, что стыдно всем нам будет возвратиться назад на родину, не одержав победы над врагом. Это сознание было внушено и действительно засело, посредством влияния начальников всех степеней, в недрах армии, которая, таким образом, уверилась в необходимости одержать победу над противником, без чего мир заключён быть не мог».

Конечно, армия убеждена была в необходимости победы, но это сознание было совершенно самостоятельно и отнюдь не было вызвано ген. Куропаткиным. Какая же армия не ждёт того, что её поведут к победе?

Но именно Манчжурская армия увидала себя очень скоро обманутой в этом отношении. После решительных сражений от Ляояна до Мукдена никто в армии уже не надеялся на победоносный исход войны. Напротив, в армии крепко засело убеждение в том, что с этиминачальниками она никогда не достигнет победы, что всё самоотвержение, все жертвы ни к чему не приведут.

И если даже и теперь, после войны, Куропаткин высказывает взгляды, подобно приведённым выше, то он этим доказывает только, что он не вынес никаких уроков из своей печальной деятельности командующего армией и что он не имел никакого понятия о настроении и духе армии, вызванных его командованием.

Далее, ген. Куропаткин пишет следующее Государю: «В тяжких испытаниях научились мы познавать и уважать своего противника, но, что нехорошо — это то, что многие, слабые духом начинают преувеличивать силы врага и бояться его».

Бесспорно, все русские начальники, без исключения, обыкновенно умаляли свои собственные силы и повсюду видели всегда превосходство сил противника. Но разве сам ген. Куропаткин поступал иначе? Почему он постоянно отступал перед всё более слабым противником? Почему он боялся энергичными действиями захватить в руки инициативу и самому перейти в наступление? Ведь это объясняется только единственно тем, что у него самого не хватало силы духа, что сам он постоянно преувеличивал силы японцев и боялся их.

Относительно тактических уроков, данных первыми боевыми действиями на войне, командующий армией высказывает такой взгляд, что русским войскам «необходимо сначала научиться двигаться и сражаться в горах». При таких обстоятельствах, т. е. при отсутствии такой подготовки, ген. Куропаткин находит, что «преждевременные решения, поспешные и недостаточно подготовленные операции приносят не пользу, а вред, потому что они ведут не к победоносному окончанию войны, а, скорее, затягивают войну».

Поспешные решения, конечно, всегда неуместны, но решения целесообразные, сопровождаемые быстрыми энергичными действиями, всегда полезны.

Ген. Куропаткин признаёт необходимым, однако, сначала обождать, пока войска его научатся — вероятно, после ряда поражений — «двигаться и сражаться в горах». Он забыл, очевидно, важнейший принцип командования войсками, что время чрезвычайно дорого на войне, так как выигрыш во времени иногда предрешает собой исход весьма важных действий.

В заключении своего письма ген. Куропаткин пытается в следующих словах свалить на адмирала Алексеева вину за поражение под Вафангоу: «Отношения мои к наместнику ухудшились, ввиду последовавшей у него перемены взглядов по вопросу об обороноспособности Порт-Артура; последствием было то, что пришлось предпринять наступательное движение к Порт-Артуру с недостаточными силами. В сухопутных операциях нельзя прилагать тот же масштаб, который иногда допускается в действиях морских»…