Шрифт:
– Это все? – Спросила Ира. Она не хотела продолжать разговор, боялась наговорить Свете кучу гадостей, за которые потом будет стыдно.
– Нет, еще все наши просили передать, что ты – человек.
– Да, я девочка что надо, – в тон ей сказала Ира.
– Мы, честно говоря, думали, что ты расколешься, а ты – никого не выдала, – продолжала Света. – Макс очень• извиняется перед тобой. Он тебе чего-то лишнего наговорил?
– Да, немного, – иронично сказала Ира, но Света не уловила этой иронии.
– Подумаешь, чего только между друзьями не бывает! А потом мирятся и – как нив чем не бывало…
Ира слушала свою бывшую подругу и поражалась, как гладко и складно все у нее выходит. Тебя поцеловали? Пустяки. Тебя предали? Ерунда. Тебя обозвали последними, словами? Подумаешь!
– Я так не могу, – сказала Ира и повесила трубку. Она не хотела жить в таком ,мире, где ничто ничего не значит.
18
С самого утра у Иры было такое чувство, что сегодня она должна сделать что-то важное. Она встала рано, долго стояла под душем, потом причесалась тщательно и гладко и вышла на улицу. В руках у нее был рулон, завернутый в газету.
Она впервые за долгое время чувствовала себя так, как если бы ее досрочно освободили из тюремного заключения. Все вокруг было интересным и заслуживающим внимания: и ворчливая дворничиха, и выводок белых котов, которых она подкармливала, и дурно пахнущая рыба, которую с жадностью поедали эти коты.
Ира подошла к зданию школы и нерешительно потопталась на пороге. Каникулы были в разгаре, поэтому в школу приходили только учителя, да и то не все. Ира осторожно приоткрыла дверь и огляделась по сторонам.
Никого не было.
Стараясь не шуметь, она поднялась на четвертый этаж и вошла в кабинет истории. Это был класс Кахобера – такой же светлый, как он сам. Ира села на его стул – вот отсюда он видит весь класс, и на нее тоже смотрит отсюда…
Хотя чаще Кахобер ходит между рядов, размахивая руками, или что-то рисует на доске.
«Бесперспективно», – вспомнила она слова Светы и усмехнулась. Какая глупость! Чем быть влюбленной в мелкого, чужого человека, пусть даже с надеждой на взаимность, лучше любить недосягаемого, но бесконечно хорошего. Тогда и не нужны никакие перспективы, перспективой будет сама любовь.
Она разорвала газету и развернула перед собой большой лист. Широкая река, густой туман и кони с грустными мордами – вот что было нарисовано на этом листе. Ира аккуратно засунула свой рисунок под стекло на столе и осталась довольна.
«Ему понравится, – с нежностью подумала она. Он поймет…»
… Как только она переступила порог своего дома, мама радостно сообщила:
– Тебе Аня звонила. Уже два раза.
– Аня? – Ира заулыбалась и покраснела от радости и смущения. – Она что-нибудь просила передать?
– Нет, сказала – еще позвонит. Да ты раздевайся, поешь.
Но Ира прямо в ботинках уже бежала к телефону.
Она схватила трубку, чтобы позвонить, но не успела набрать номер, как услышала голос Ани.
– Але! Але!
– Аня, – закричала Ира, – это ты мне звонишь или я тебе?
Аня засмеялась и сказала:
– Это я звоню. А ты сняла трубку раньше, чем прозвенел звонок.
– Смешно получилось, – сказала Ира и замолчала. Ей вдруг стало страшно, что им с Аней больше не о чем говорить, что за время разлуки они забыли, как это – разговаривать вдвоем.
– Я лучше зайду, – сказала Аня после неловкой паузы. – Ты будешь дома?
– Конечно! – обрадовалась Ира. – Приходи, когда хочешь. Когда тебя ждать? Скоро? Сейчас?
Ира забросала Аню вопросами, выкриками, и та засмеялась низким, грудным смехом.
– Я уже выхожу. Пока.
Они сидели в Ириной комнате на диване рядом друг с другом. Аня принесла мандарины, оставшиеся с Нового года, и они без остановки ели сладко-кислые дольки.
– Ты не расстраивайся, – говорила Аня. – Как-нибудь выкрутимся.
Ира молчала и пристально смотрела на свою подругу.
– Мне твоя мама звонила в Новый год. А потом уже я звонила, и она рассказала, что случилось. Это ничего, – Аня посмотрела на подругу, и в глазах у нее смешались боль и радость, – вот увидишь, тебя обязательно оправдают.
– Ты что же, пришла ко мне из жалости? – спросила Ира. Ей нужна была Анина жалость, но лучше бы ее не было, потому что на жалости дружбы не построишь.
– Нет, – Аня испугалась и замахала рукам и, совсем нет. Я пришла потому, что ты мне нужна. Вот и все.