Шрифт:
На «Стечкине» засуетились, спустили мотобот. Вскоре он подошел к нам, и с него передали бутылку коньяка и ящик боржома. И метеорологические сведения, неутешительные: в ближайшие сутки серьезных изменений не ожидается.
Детлеф сказал: «Попроси их оттянуть нас от берега миль на шесть». Я вопросительно взглянул на Тура, но Тур будто не слышал, хранил гордое молчание и даже не спустился с мостика. Вообще он вел себя при этом визите крайне официально. Видимо, огорчался, что помочь нам догадался «Стечкин», а не вышеупомянутый «Брюнет».
Через час, впрочем, шеф получил возможность отыграться. Погода прямо на глазах вопреки прогнозам стала меняться, и Тур взглянул на меня с укоризной, вот они, мол, твои земляки.
Дул зюйд, весьма свежий: поднимись он раньше, мы возблагодарили бы его, мы смогли бы, лавируя с грехом пополам, лечь на выгодный нам курс, а сейчас, рядом с берегом, единственно возможным для нас направлением было северное. Опустили боковые кили, развернулись, поставили грот и верхний парус.
Уже в темноте вешали на верхотуру сигнальную лампу с мигалкой. Опять предстояло пересекать фарватер, за последние дни — в третий раз.
СТРАШНЫЙ СОН
Эту ночь и эту вахту никогда не забуду. Случилось то, чего мы опасались, чего ждали и чего надеялись избежать.
Хлестал ливень, ветер усиливался, и мимо нас безостановочно, беспрерывно шли суда. Они проходили так близко, что нас обдавало теплом их машин. С них не отвечали на наши сигналы, на стальных палубах ни души, — огромные молчаливые роботы, летучие голландцы двадцатого века. Их форштевням безразлично что разрезать, волны так волны, «Тигрис» так «Тигрис». Тупой чудовищной механической силой веяло от них.
Два судна проскользнули буквально борт о борт с нами. Возникли третье и четвертое, одно слева, другое справа, хоть бы проскочить, но огни быстро перемещались, сдваивались, это не два судна, это одно, гигантский танкер с надстройками на носу и на корме, и он пересекает нам дорогу.
Мы с Карло, не владея собой, завопили, что есть силы замахали фонариками, из хижины выскочил полуодетый Тур — гул двигателей, море света, надвигающаяся стена, жар и что-то чудовищное, пролетевшее в десятке шагов. Разминулись… Не потому, что кто-то принял меры, — просто курсы чуть-чуть не совпали.
Потом, позже, глядя на карту с навигационной обстановкой этого района, я понял, куда мы попали в ту ночь. Два узких коридора, и по ним круглосуточное движение, караванами, составами, по автоматически соблюдаемой колее, а мы пешеход между экспрессами, и ладно еще, что между!
Капитан танкера, на котором мы гостили в Бахрейне, лирически рассказывал, как однажды утром обнаружил на палубе клочья паруса, неизвестно чьего, — словно крылья бабочки на лобовом стекле скоростного автомобиля…
Пять раз в ту ночь мы были на грани катастрофы! Пять раз! Извините за обилие восклицательных знаков.
Сменившись, долго не мог заснуть. В хижину задувало, с потолка капало, тренировочный костюм, засунутый, как обычно, за матрац, к стенке, подмок. Пришлось облачаться в морской водозащитный, желтый с красным капюшоном. В них мы похожи на цыплят.
СЕВЕР — ЮГ, ЮГ — СЕВЕР
Итак, мы недалеко от Маската. За четыре дня описали в Оманском заливе петлю и вернулись в исходную точку.
Стихия есть стихия.
Тур утром сказал, что нет нужды теперь править на север, и мы развернулись на юг. Но скоро обнаружилось, что нас несет на берег, и вновь развернулись. А еще через три часа опять повернули к югу, так как Норман принял радиограмму: судно из Матры вышло на рандеву.
Погода по-прежнему плохая, пасмурно, прохладно, все сырое. Идем к Маскату.
И снова поворачиваем на 180°: опускается темнота, и встреча с кораблем нынче не состоится.
Разбирали промокшее барахло, убирали лишнее с крыши. Привязали к брезентовой двери в хижину толстую палку, чтобы не развевалась на ветру.
Перед сном сидели с Туром на «завалинке» и заново переживали прошлую ночь. Да, «Тигрис» был на волоске. Это чудо, что посиживаем в холодке и видим, как из каюты льется неяркий уютный свет керосиновых ламп.
Тур признался, что, когда выскочил на наши вопли, ему померещилось, будто лодка уже выброшена на палубу черной громадины, а палуба — с доброе футбольное поле.
О размерах этих суперколоссов можно, кстати, судить по тому, что у них лифты высотой в одиннадцать этажей.
ВПЕРЕД В СМЫСЛЕ НАЗАД?