Глубокий вдох – и я уже в доме. Он пуст и заброшен, мрачен и холоден. Мебели нет, только ветер гоняет веточки сухой травы по деревянному полу. Я не слышу отклик эха на мои робкие шаги – я неосязаема, однако все мое тело пронизано тьмой и грустью. Воспоминания накатывают такой же стремительной волной, как морские на скалы, и невольно тянут из моего существа обреченность. Я знаю, что она здесь, но уверенности в том, что это все еще Ли-Энн нету.

Преодолевая страх, я ступаю по ступеням деревянной лестницы. На втором этаже обстановка не обнадеживает. Мы обыскиваем весь дом, но так никого и не находим. И когда остается лишь башенный маяк, мое сердце отзывается сомнением. Может мне не следует сюда входить, тревожить создание, что определенно присутствует здесь. Может, Ли-Энн суждено умереть…

В сооружении маяка обстановка не настолько удручающая, есть мебель: пара кресел, книжный шкаф и холодильник. Я медлю, не желая видеть, что же за заветной дверью. Рикс чувствует мое напряжение и покровительственно кладет руки на мои плечи. Он тоже неосязаем, но меня видеть способен. Я не могу поднять руку. Он помогает мне, поворачивая ручку и приоткрывая на дюйм дверь комнаты, где должна находиться Ли-Энн. Я не могу решиться открыть ее больше, и Рикс вновь делает все сам. Вот только войти он вместо меня не может, а я не в состоянии двигать ногами.

В комнате мрачно и тихо. На кровати, свернувшись клубочком, лежит человеческое тело. Оно бледное, серое, лишенное каких-либо красок. Рикс осторожно подталкивает меня, и я начинаю двигаться в направлении бесцветной жизни.

Ли-Энн все еще привлекательна, но узнать в этой девушке ту, что в моей памяти, мне сложно. Белые волосы и бесстрастные остекленелые глаза, безразлично глядящие куда-то в потолок, лицо, лишенное каких-либо мимических морщин, фарфоровая поверхность кожи, о которой мечтают все женщины – все это настолько безжизненно и бескрасочно, что кажется не похожим ни на один известный оттенок цветовой палитры.

Я ожидала чего угодно, но не пустой оболочки. Я думала, что найду кому, а нашла смертное оцепенение.

Признаюсь, что картина эта несколько меня обрадовала. Казалось, что это проще исправить, чем какие-то действительные кошмары, возможные сумасшествием жизни.

Но по мере объяснения Рикса возникшей ситуации, я все больше погружалась в отчаяние. Он очень быстро оценил обстановку как безнадежную. Он говорил что-то о том, что только душевное насилие над ней может привести к отторжению души от тела, что цвет жизни померк, потому что такое состояние не естественно для нее, потому что душа, тело и остальное составляющее (которое должно перетечь в инициации) вследствие законов смерти исчезают по очереди: сперва тело, потом душа, потом остальное. Но при отторжении души все остальное лишь перестает рождать глубину. И так как это все остальное все еще едино, то оно не имеет смысла, поэтому теряет жизнецветность.

Ли-Энн села на кровати, сложив ноги, как часто делаю я. Я сосредоточилась на своем существе и предстала ее взору, однако она не подала виду, что заметила меня. Я ощутила, как Рикс стал видимым, и серое создание опять никак не отреагировало, лишь опустило свой несфокусированный взгляд в пол.

Я медленно приблизилась, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, когда я произношу ее имя. Я надеялась, что хоть как-то смогу привлечь ее внимание.

Я все звала и звала, моя рука дрожала, когда я, подходя к призраку, тянулась, чтобы прикоснуться к ней, и увериться, что она все еще осязаема, и сама может чувствовать. Мои глаза против воли наполнялись влагой, пальцы все больше дрожали, но я продолжала звать ее. Заиндевевшая, она даже не повела бровью, когда я коснулась ее волос. Они были холодными, и какими-то странными на ощупь, я побоялась проверить их прочность. Я попыталась попробовать вызвать у нее хоть какие-нибудь рефлексы на мое присутствие, в надежде, что если я дотронусь до ее глаза, она автоматически закроет веко.

Я старалась все делать медленно и осторожно и почти дотянулась до ее ресниц, когда вдруг мне в кисть впились ледяные пальцы так, что большой палец расположился четко посередине моей ладони. Это был самый большой ужас, который я когда-либо испытывала за время своего существования, даже Ли-Энн никогда не приходилось чувствовать ничего подобного.

Я замерла под ее мертвой хваткой, ощущая, как сильно пульсирует моя плоть под ее пальцами. Мое дыхание замерло, когда ее стеклянные глаза медленно, мучительно для моей нервной системы, обретя предмет фокуса, поднялись на меня.

Я должна была радоваться, ведь она определенно отреагировала на мое присутствие. Но этот жестокий взгляд, я его никогда не забуду. Она искала во мне что-то, ее глаза почти смеялись, когда я ощутила, что она начинает сжимать свою ледяную хватку. В тот же момент я закричала, но не от боли в руке, а от потери. Я кричала от пустоты и холода, от смертной бессмысленности, и безмысленности, но не моей.

Рикс подскочил к нам и ударил ее в челюсть. Ее голова метнулась, хватка разомкнулась, и когда она вновь вернула взгляд своих бесцветных глаз, она опять перестала нас замечать, оставаясь в той же позе и продолжая смотреть в никуда.

Я бессильно опустилась на колени и тихо села на пол, тяжело и прерывисто дыша. Обильные слезы катились по щекам. Боль проникла во все мои клетки, зарождая свои семена в них, и сосредоточилась в руке, которая теперь горела, будто обожженная диким морозом, настолько студеным, что кисть просто висела, не в силах ощутить себя. Рикс кинулся ко мне, обнимая и тормоша, надеясь вызвать живую реакцию, надеясь, что я не стала пустой. Но я не могла стать такой, как Ли-Энн, ведь у меня никогда не было души, я уже была такая, пустая, только черно-белая…