— Вчера вечером?

— Да, вчера вечером. Я зашел к милорду, чтобы выпить вина, и таким образом прервал их конфиденциальную беседу. Во хмелю его милость был довольно болтлив, и кое о чем мне намекнул... — Тут мастер Пори по своему обыкновению разразился беззвучным смехом. — Не знаю, зачем я вам все это говорю, капитан Перси. Ведь вы и сами знаете, я на другой стороне, причем полностью и бесповоротно. Ну да ничего, сейчас я просто рассказываю вам то, что рассказал бы, будь я на вашей стороне. Надеюсь, что в этом нет вреда и я не предаю интересы милорда Карнэла, то бишь мои собственные, а? Как вы думаете?

Я не ответил. Я знал, что он не имеет ни малейшего понятия о чести, но зато в достатке наделен тем, что мастер Уильям Шекспир назвал «молоком сердечных чувств»[77].

— Его милость начинает беспокоиться, — продолжил он, помолчав. — Корабль, прибывший вчера, привез последние придворные новости. Все идет точно по пословице: с глаз долой, из сердца вон. А Бэкингем времени зря не теряет, знай кует железо, пока горячо. Говорят, он пользуется португальской водой, чтобы улучшить цвет лица, спит в маске, пропитанной особыми снадобьями, как это делали Валуа[78], и от всего этого стал еще красивее, чем был. По три раза в неделю он меняет фасон своего платья, что пришлось очень по душе его величеству. Более того, если прежде принц Уэльский[79] его терпеть не мог, то теперь Бэкингем стал его задушевным другом. Поэтому неудивительно, что милорд Карнэл хотел бы побыстрее возвратиться в Уайтхолл[80].

— Так пусть едет, — сказал я. — Корабль, что привез его, все еще здесь.

— Да, его корабль все еще здесь, — согласился мастер Пори. — Пройдет еще несколько недель, и к нам вновь прибудет «Счастливое возвращение» и привезет распоряжения Компании. Скажите, капитан Перси, у вас есть какие-либо сомнения относительно их содержания?

— Никаких.

— Тогда его милости нужно просто запастись терпением и дождаться прибытия «Счастливого возвращения». Наверняка он так и поступит.

— Наверняка, — ответил я.

К этому времени мы уже подошли к двери дома мастера Пори.

— Желаю вам удачи в переговорах с паспахегами! — сказал он, громко зевнув. — А я пойду спать. Кстати, вам когда-нибудь снятся сны, капитан Перси!? Мне нет — у меня слишком чистая совесть. Но если бы мне снились сны, то нынче это непременно был бы сон про итальянского доктора.

Его пунцовая физиономия и блестящие глазки исчезли за дверью. Я быстро зашагал дальше, к дому пастора. Свет утра был еще слаб, и дом с садом окутывала пелена тумана. Внутри все спали. По мокрым серым тропинкам я добрался до конюшни и разбудил Дикона.

— Быстро оседлай мне Черного Ламораля, — приказал я ему. — Среди паспахегов началось волнение, и мы с мастером Ролфом едем, чтобы уладить дело.

— А я с вами? — спросил он.

Я покачал головой:

— У нас уже есть двенадцать человек. Больше не надо.

Он занялся конем, а я вошел в дом. В прихожей негритянка Анджела посыпала пол свежесрезанным тростником, и я спросил ее, проснулась ли уже ее хозяйка.

На своей смеси английского с испанским она тихо ответила, что нет. Я прошел в свою комнату и вооружился, потом взбежал по лестнице на второй этаж, где в удобных покоях, среди роскоши, которую так презирала его душа, обитал мастер Джереми Спэрроу. Однако в спальне его не оказалось. У основания лестницы меня уже поджидала тетушка Аллен.

— Пастор ушел час назад, сэр, — объявила она. — В Арчерз-Хоуп кто-то помирает от лихорадки, вот и прислали лодку за его преподобием. До обеда ему не воротиться.

Я торопливо прошел мимо нее и вбежал в конюшню. Черный Ламораль был уже оседлан. Дикон подержал мне стремя.

— Удачи вам, сэр! Покажите этому сброду! Жаль, что я не еду с вами.

Он сказал это хмуро и с легкой завистью. Я знал, что он любит риск не меньше моего, и внезапное воспоминание о былых опасностях, пережитых вместе, принесло нам ощущение такой близости друг к другу, какого ни он, ни я не испытывали уже много дней.

— Я не беру тебя с собою, — объяснил я, — потому что ты нужен мне здесь. Мастера Спэрроу вызвали к умирающему, и его не будет еще несколько часов. Что до меня, то один Бог знает, как долго мне придется задержаться. До моего возвращения охраняй дом и сад. Ты знаешь, что я имею в виду. Не позволяй никому докучать твоей хозяйке.

— Конечно, сэр.

— И вот еще что. Вчера я обещал отвести ее в лес на той стороне перешейка. Так вот, когда она проснется, скажи ей от моего имени, что мне жаль лишать ее удовольствия, но теперь она не сможет погулять в лесу, даже если бы я сопровождал ее сам.

— Но ведь паспахегов тут нет, — буркнул Дикон.

— Кроме паспахегов у меня есть и другие враги, — резко ответил я. — Делай, что я велю, и избавь меня от своих замечаний, Скажи ей, что у меня есть веские причины просить ее не выходить из дома до моего возвращения. Как бы то ни было, она ни в коем случае не должна покидать пределов сада.

Я подобрал поводья, и Дикон отошел в сторону. Проехав несколько шагов по мокрой от росы траве, я повернулся в седле и сказал:

— Я полагаюсь на тебя, Дикон.