— Если бы вы могли сейчас все изменить, вы сделали бы это? — спросил я. — Вернулись бы назад в Англию, где вы были бы в безопасности?

Она взяла горсть песка и медленно пропустила его между пальцами.

— Вы же знаете, что нет, — ответила она. — Не вернулась бы, даже если б знала, что конец наступит уже сегодня. Вот только... только... — Она вдруг отвернулась от меня и обратила взор к далекой линии горизонта. Я больше не видел ее лица, а только сумрак волос и вздымающуюся грудь.

— Быть может, моя кровь будет на ваших руках, — прошептала она, — зато ваша падет на мою душу.

И, отвернув лицо еще дальше, она закрыла глаза рукой. Я встал и наклонился над ней так низко, что мог бы прикоснуться губами к ее поникшей голове.

— Джослин, — произнес я.

В это мгновение возле нас упала ветка с желтыми плодами, и из леса, неся ворох ярких причудливых цветов, нм шел лорд Карнэл.

— Я возвратился, чтобы положить эти плоды к вашим ногам, сударыня, — объяснил он, пристально глядя на нас своими черными глазами. — Примите их как дар одного осадного пленника другой бедной пленнице. — С этими словами он бросил свои цветы ей на колени. — Сплетите себе из них венок, леди. Ведь они так хороши, что почти достойны вас.

Она тронула лепестки равнодушными пальцами, сказала, что цветы и впрямь красивы, потом встала, и они посыпались на песок.

— Я ношу только те цветы, которые собрал для меня мой муж, милорд, — сказала она.

Голос ее звучал устало и жалобно, глаза туманила пелена непролитых слез. Его она ненавидела; меня не любила, однако была вынуждена обращаться ко мне за помощью на каждом шагу; к тому же она уже много недель находилась на краю гибели, и все это время с непоколебимой твердостью смотрела в зияющую перед нею бездну.

— Милорд, — сказал я, — вы знаете, в каком направлении мастер Спэрроу повел матросов. Не могли бы вы вернуться и позвать их обратно? Солнце уже заходит, скоро совсем стемнеет.

Он перевел взгляд с нее на меня, брови его сдвинулись, губы плотно сжались. Нагнувшись, он подобрал упавшие цветы и начал неторопливо разрывать их в клочья, пока все розовые лепестки не рассыпались по песку.

— Мне надоели ваши просьбы, которые есть не что иное, как подслащенные приказы, — процедил он. — Коли вам неймется, идите за своими матросами сами. Мы здесь один на один, и я отсюда не сдвинусь. Я сделаю то, что повелел мне король: останусь с несчастной дамой, которую вы низвели до положения пленницы и игрушки пиратской шайки.

— У вас, милорд Карнэл, нет шпаги, — ответил я, — и потому вы можете лгать безнаказанно.

— Но в вашей власти вернуть мне ее! — вскричал он с плохо скрытым нетерпением.

— Я вовсе не рвусь помогать своим врагам, милорд. И не лишу мастера Спэрроу вашей шпаги.

Прежде чем я понял, что он хочет сделать, он шагнул ко мне и ударил меня по лицу.

— Ну как, это прибавит вам рвения? — проговорил он сквозь зубы.

Я схватил его за запястье, и несколько мгновений мы стояли так, побелев от ярости и тяжело дыша. Но в конце концов я отбросил его руку и отступил.

— Я не стану драться со своим пленником, — сказал я. — Пока названная вами дама остается на пиратском корабле вместе с вельможей, который более меня повинен в том, что она там очутилась, я не буду подвергать свою жизнь ненужному риску.

Я повернулся к мистрис Перси и, подав ей руку, повел ее к шлюпкам. Пираты, ушедшие в лес, уже возвращались, я слышал, как они продираются сквозь заросли, и собиратели черепашьих яиц тоже спешили назад, вырисовываясь черными силуэтами на фоне багрового неба. Мы покинули волшебную бухту еще до наступления темноты, а когда взошла луна, островок уже выглядел всего лишь далеким серебристым парусом на краю сверкающего звездами небосвода.

Глава XXIV

В которой из двух зол мы выбираем меньшее

Наше везение не могло продолжаться долго; когда события приняли другой оборот, Фортуна от нас отвернулась.

Погода переменилась: теперь ураганы следовали один за другим с промежутком всего в один-два ясных дня, и много раз нам казалось, что наш корабль вот-вот пойдет ко дну. Пираты работали как каторжные; и чем сильнее хмурилось небо, тем больше портилось их настроение.

У побережья Кубы мы погнались за испанским барком. В начале погони на небе светило солнце и море было спокойно, но когда до добычи оставалось меньше мили, солнце вдруг исчезло за тучей. В следующую минуту нам уже было не до испанцев: надо было как можно скорее убрать паруса. Победу над барком одержали не мы, а буря; он потонул, и вопль, донесшийся с его палубы, заглушил вой ветра. Еще через два дня мы вступили в бой с большой каравеллой. Ей посчастливилось сбить ядром нашу фок-мачту[114], после чего она уплыла, не понеся заметного ущерба. Весь день и всю ночь ветер гнал нас прочь от намеченного курса, и к рассвету мы были бессильной игрушкой ветра и волы. Шторм мы выдержали, но когда он выдохся, на разбойничьем корабле наступила зловещая тишина.