Шрифт:
— Мальчик! — прохрипел Тимс. — Мальчик! Я тебе ничего не…
Но малыш даже не оглянулся. Перепуганным зайчишкой скакал он по тротуару.
Тимс привалился к стене и утер пот с разгоряченного лица. Снопы искр проносились перед его глазами и с ужасающей медлительностью падали вниз. Тимсу пришлось уцепиться за грязный шов между кирпичами. Частицы цемента забивались под ногти, впивались в мякоть подушечек.
Наконец старик ощутил в себе достаточно сил, чтобы отклеиться от стены. Осторожно и неуверенно он побрел дальше.
«Может, хоть одна живая душа сидит в забегаловке, — думалось ему. — Больше мне и не надо. Пусть хоть Питер Забровский, из которого каждое слово надо вытягивать клещами. Или хоть Курт Лейчер с заячьей губой».
А Курт Лейчер с заячьей губой выглядывал в маленькое оконце «обогревательного павильона». На улице пока никого не было. По сухому дну бездействующего бассейна играли в догонялки опавшие листья.
Лейчер оглянулся. Кто-то бросил совок угля в чугунную печку. Когда куски угля перестали стучать по решетке, Лейчер сказал:
— Ребята, вам все ясно? Трепаться, едва он войдет. Дискутировать. По мне, хоть на тему, какого качества в этом году были жеребята, хуже или лучше прошлогоднего. Поздороваться небрежно. Главное — не бросаться к нему с распростертыми объятиями. Мы не любим, когда нас жалеют. Мы не любим, и Тимс тоже. Ясно?
— Ясно! — отозвались остальные, и Лейчер снова занял свой наблюдательный пост.
Приближаясь к павильону, Тимс был страшно удивлен. «Да их там по меньшей мере добрая дюжина, — подумал он. — А шуму — как на футболе. До чего ж мы, старье, сдружились, коли даже в сочельник не можем обойтись друг без друга. И без нашей старой развалюхи».
Тимс распахнул двери павильона.
— …мука должна быть высшего сорта, уж можете мне поверить! А глиняная трубка по меньшей мере в два раза длинней твоего указательного пальца, не то ты от дыма не продохнешь…
— Нет, только изюм! Без изюма нечего и за дело браться.
— Господи, да катись ты со своим изюмом! Нашел о чем заботиться…
Из угла доносились крики, то громче, то тише. Мало того, грохотала кочерга и башмаки по кускам угля.
Тимс не сразу огляделся в дымном полумраке, а когда огляделся, увидел троих, сразу троих, включая Лейчера, который как заведенный выкрикивал: «Ревень, ревень, ревень!» — и почти с яростью шуровал кочергой в раскаленной печи.
— Ах, Тимс, вот молодец, что пришел! — сказал Лейчер, не отрывая взгляда от топки.
Тимс ухмыльнулся.
— Ну и хитрюги, — промолвил он. И по тому, как он произнес это слово «хитрюги», остальные поняли, что Тимс рад-радехонек. Потом Тимс подошел к печке. — Но ведь каждый вечер вы не сумеете устраивать для меня такое представление, — докончил он, обращаясь к Лейчеру.
— Не сумеем, — отозвался Лейчер, — это ты точно. Но, может статься, в другой раз мы сумеем придумать что-нибудь другое.
Визит подстрекателя
— А что брать?.. Я хочу сказать… для жены, когда сын… Я хочу сказать, для матери, с прибавлением семейства…
Цветочный магазин находится как раз напротив больницы с родильным отделением. И продавщица должна быть в курсе.
— Если вы отец, тогда розы, — говорит она.
— Да, я отец, — отвечает Реппер. — Какие?
— Красные, — говорит продавщица. — Вот у нас есть совсем свежие. Нежно-красные. И стебли у них красивые, длинные.
— А сколько надо брать? Обычно сколько берут? Чтоб не чересчур шикарно, но и жаться я не намерен.
— Это уж как когда, — говорит продавщица. — Есть ли у вас число, которое что-то означает для вас и вашей жены? К примеру, сколько лет вы вместе?
— Всего семь месяцев, — отвечает Реппер.
«И кто меня тянул за язык», — думает он, хотя, с другой стороны, и не упрекает себя за слишком поспешный ответ.
— Знаете что, дайте мне девять, — решает Реппер. — Мальчик добирался к нам ровно девять месяцев.
— Да ну? — Продавщица изображает удивление.
— Я понимаю, что веду себя как приготовишка, — говорит Реппер. — Но ведь я первый раз в жизни… к родильнице… в родильный дом… в палату… ой, чего это я несу… сами понимаете… в общем, первый раз иду туда.
— Хорошо, пусть будет девять, — говорит продавщица.
— А сколько стоит одна? — спрашивает Реппер.
— Две пятьдесят.
— Ничего себе! — восклицает Реппер.
— На дворе зима, — говорит продавщица. — Дешевле вам не найти. Среди зимы-то.