Раздражение — удел не уверенных в собственных силах, так что твоя песня еще не спета до

конца, Эвальд, сын Гасстерта!

— Уйди, несчастный, мой покой храня!

Остерегись ты ввергнуть в гнев меня,

Ничтожнейший, словам моим внемли...

Обучение азам стихосложения обязательно для каждого столичного подростка. Когда-то

мне даже нравилось сочинять стихи, правда, недолго. Однако моих способностей хватило

для того, чтобы еще больше вывести из себя неизвестного болтуна, докончив вместо него

четверостишие.

— Как надоели мне стихи твои! — на одном дыхании выпалил я и стал ждать ответа, который последовал после недолгой паузы. На сей раз мой собеседник поленился или просто

не пожелал облечь свои слова в рифму.

— Поднимись ко мне, наглец. Не бойся, все, кроме меня, крепко спят.

Я принял приглашение, обнажил меч и стал подниматься по лестнице.

Глава 18

Я прекрасно понимал, что мои невидимый собеседник пытался заставить меня повернуть

обратно не из желания сохранить мою драгоценную жизнь. Цель его была более практичной: проследив мой обратный путь, можно понять, как мне удалось попасть на остров Фей-Го, форпост темных сил Хаоса. Другого объяснения его заигрыванию с незваным гостем я не

нашел.

Поэтому, без особой спешки одолевая крутые ступени, я постарался за это время

придумать правдоподобную версию, и, смею надеяться, мне это удалось.

Единственная дверь, в которую упиралась лестница, была прямой противоположностью

своей нижней сестре. Гладкая, отполированная до блеска, украшенная кокетливым узором (в

голове мелькнула мысль, что передо мной — таинственные руны Хаоса), да к тому же

окруженная

мягким красноватым светом, казалось проникавшим изнутри. При моем приближении

она медленно и бесшумно отворилась, а стоило мне войти — так же плавно вернулась на

место.

Очутившись внутри, я первым делом огляделся по сторонам и увидел, что оказался в

большом, хорошо освещенном зале, где все было окрашено в красный цвет — и стены, и

обстановка, и мантия хозяина. Бросив беглый взгляд наверх, я увидел, что куполообразный

потолок имеет ту же окраску. Только настенные канделябры с причудливо изогнутыми

свечами баловали разнообразием — они были белыми, потому что материалом для них

послужили кости.

Да, веселым или приятным это место можно было назвать с большой натяжкой. С очень

большой.

Не останавливаясь у порога, я подошел поближе к единственному окну, возле которого в

одном из двух кресел с высокими прямыми спинками сидел мой собеседник. Будучи

готовым к любым неожиданностям, я тем не менее не сумел совладать с собой и отшатнулся, когда он откинул с головы капюшон.

— А ты не такой храбрец, каким казался недавно, — довольно сказал хозяин и

рассмеялся, если звук, подобный скрипу, который издает несмазанное колесо, можно назвать

смехом. — Вложи меч в ножны и присядь — ты, должно быть, устал. Кем бы не были те, кто

приходит сюда без зова, для меня гостеприимство — прежде всего.

Повинуясь его воле, моя правая рука вложила меч в ножны, а ноги подвели меня к

пустому креслу, в которое я и уселся. Вернее — в которое меня усадили при помощи магии.

Дело принимало серьезный оборот. Едва успев войти, я оказался во власти противника и

уже почти готов был раскаяться, что предпринял экспедицию на остров в одиночку. Если бы

раскаяние было бы вообще мне свойственно. Обычно я предпочитаю не жалеть о содеянном.

Куда полезнее на основании опыта делать для себя выводы.

Глаза пока еще слушались меня, поэтому я постарался получше разглядеть

«гостеприимного» хозяина: обтянутый морщинистой кожей уродливый череп,

«украшенный» разномастными извивающимися

щупальцами и покрытый местами тонким слоем блестящей серо-зеленой слизи. В

сравнении с ним любой гунгл мог считаться писаным красавцем. Руки с длиннющими

костлявыми пальцами-когтями превосходно дополняли его дивный облик. Урод из уродов, иначе и не скажешь.

— Назовись, пришелец, — сверкнув длинными острыми клыками, потребовал хозяин.