Шрифт:
— До сих пор ты и так не опасалась предательства ни от одного из своих первых министров.
— Ты прав, — нетерпеливо заметила Клеопатра, — но кто знает, что принесет нам будущее? То, чего не произошло в десяти случаях, может случиться в одиннадцатом.
Что касается Селевка, то она сделала неплохой выбор, однако сам он начал меняться. Если до сих пор его вполне устраивала его жена, с которой они вместе произвели множество детей, то вскоре после вступления в должность он попался в сети одной симпатичной, но известной своим легкомыслием придворной дамы. Лавиния занимала при дворе не очень высокое положение. Она была второй горничной супруги одного из министров и если и выделялась чем-то, то только своим обликом и поведением. Она производила впечатление робкой, неопытной девушки и беззастенчиво пользовалась этим. Египетский двор не без оснований считается одним из самых легкомысленных, и вскоре Лавинии пришлось бы уступить место другой девушке, более юной и честолюбивой. Селевк понравился ей в постели; к тому же он занимал такое высокое положение. До сих пор ей еще ни разу не случалось соблазнить диойкета — что, впрочем, вовсе не удивительно, потому что в основном это были господа в возрасте, а иногда к тому же и евнухи.
Жена диойкета поначалу ничего не знала. Она по-прежнему присматривала за поместьем и детьми, однако то, что ее супруг стал первым министром, не давало ей покоя, и в конце концов она решила навестить его в Александрии. Ее звали красивым именем Береника, и, несмотря на то, что ей было уже за тридцать, она все еще оставалась очень привлекательной женщиной. Конечно, нашлись какие-то доброжелательные «подруги», которые сообщили ей, в чьей постели ночует ее супруг. Однако, как рассказала мне потом Ирас, она только засмеялась и сказала, что от души желает ему успехов в постели и даже надеется, что найдется какое-нибудь сострадательное женское существо, которое примет его, а с нее подобных вещей уже достаточно.
Клеопатра, желая оказать уважение жене своего первого министра, устроила в ее честь пышный симпосий, на котором выступали также танцоры, певцы и актеры.
Лавинию, как правило, не приглашали на подобные празднества, однако она так насела на Селевка, что ей позволено было сопровождать ее госпожу, супругу министра. С этого и начались все несчастья.
Она увидела, каким почетом окружен ее любовник вместе со своей супругой, как милостива к ним царица и как она вручила подарок склонившейся в низком поклоне Беренике.
Должно быть, именно тогда у Лавинии созрел честолюбивый план занять место Береники. Она прекрасно видела, что это была бы для нее последняя возможность остаться при дворе. Ведь совсем скоро очарование ее юности — пусть и фальшивое — исчезнет, и в лучшем случае ей придется довольствоваться каким-нибудь толстым и ворчливым вдовцом. Еще несколько лет назад она могла бы составить более выгодную партию, но тогда ее никто не устраивал. С годами о ней стали говорить как о женщине, которая бегает за всеми мужчинами и безостановочно путешествует из постели в постель. Конечно, после этого ни один мужчина не захотел бы взять ее в жены, потому что понимал, что вскоре она обязательно наставит ему рога.
Береника собиралась остаться в Александрии до начала сбора урожая, то есть еще на два месяца. Из уважения к ней Селевк решил прервать пока отношения с Лавинией. Это возбудило небывалую зависть и ненависть со стороны получившей отставку любовницы. И пришел день, когда в этой трагедии на сцену пришлось выступить министру здоровья и личному врачу царицы.
Это случилось, вероятно, в конце марта. Зимние дожди понемногу уступали место теплу, и уже дважды нас касалось дыхание налетавшего из пустыни хамсина. В последний раз он свирепствовал целую неделю, наполняя город желтой пылью. Эти песчаные бури редко долетали до дворцового квартала на полуострове Лохиада, им препятствовал прохладный ветер, постоянно дующий с моря.
После того как Салмо стал моим заместителем, ему выделили собственную служебную комнату. К нашему общему сожалению, теперь мы общались в основном через посыльных, которые сновали туда-обратно с горами свитков, потому что каждый из нас был завален работой.
— Раньше все было лучше, — заметил Салмо, когда однажды мы с ним случайно встретились, — мы работали бок о бок, и у нас всегда находилось время для хорошего разговора. А теперь…
Да, я его прекрасно понимал. Я и сам время от времени хотел попросить царицу об отставке, но все не мог придумать для этого подходящей причины.
Поэтому, когда однажды Салмо явился ко мне собственной персоной, я был страшно поражен.
— Салмо, в чем дело?..
— Царица приказывает нам немедленно явиться к ней. Должно быть, случилось что-то нехорошее!
Пока нубийские рабы бежали с нашими носилками к царскому дворцу, мы вместе размышляли, что могло вызвать недовольство царицы. Однако ни Салмо, ни мне в голову ничего не приходило.
Царица нетерпеливо отмахнулась от наших церемониальных поклонов.
— Я велела явиться тебе и твоему помощнику, потому что Беренике вдруг стало плохо, и трое врачей высказали на этот счет три различных мнения. Может быть, вам с вашим опытом удастся внести какую-то ясность.
Селевк сидел у постели своей супруги и держал ее руку. Двое моих коллег стояли у окна и шепотом спорили. При моем появлении они склонились в поклоне, однако я, не ответив на него, сразу же подошел к постели.
— Вот уже несколько дней она чувствовала себя не очень хорошо, — сказал Селевк прерывающимся от слез голосом. — Но мы думали, что виной тому хамсин — многие от него страдают. Ее постоянно тошнит, все время мучает жажда, она жалуется на боль в животе, и ей трудно дышать…