Этот метод оказался очень успешным, даже несмотря на то, что наш авангард нес при этом большие потери. Затем парфяне изменили тактику и стали запирать проходы завалами из камней. Чтобы разобрать их, требовался не один час, и это как раз соответствовало намерениям врага — задержать нас до наступления зимы.

Порой мне казалось, что мы просто не сможем пережить еще одну зиму. Добывать продовольствие становилось все труднее, жители окрестных сел спасались бегством, едва заслышав шум нашего войска. Так что зачастую нам приходилось питаться только травами и кореньями. В отличие от скота, человек не очень хорошо переносит подобную пищу. Вскоре наши люди обнаружили траву, которая на первый взгляд была вполне съедобной и даже вкусной, но оказывала какое-то странное действие на рассудок.

Человек, попробовавший ее, вел себя так, будто опорожнил два кувшина вина: бормотал какую-то чушь, и если вовремя не дать ему рвотное, то через несколько часов он умирал. Врачам пришлось строго-настрого запретить рвать эту траву, пока все не поняли наконец, насколько она опасна.

Враги придумали еще одну хитрость. По пути мы будто бы случайно встречали каких-нибудь торговцев, которые сносно говорили по-гречески и, казалось, хорошо знали местность. Они приветливо указывали нам дорогу, однако потом мы обнаруживали, что она была неверной. Нам приходилось возвращаться, и мы вновь теряли время.

Но и это было еще далеко не все. Когда мы спускались в долину с нашими усталыми, измученными и голодными лошадьми, мы обнаруживали только сгоревшие поля пшеницы и зараженные или отравленные колодцы и источники. Иногда они были забросаны трупами, среди которых нередко попадались также тела римских легионеров. При других обстоятельствах это разожгло бы в солдатах гнев и боевой дух, но сейчас каждый хотел как можно скорее убраться из этой проклятой страны.

Разве можно упрекать бедных парней в том, что некоторые из них переходили на сторону врага, видя в этом единственное спасение. Истощенные, измученные жаждой, больные или искалеченные, они с трудом пробирались по этой безжалостной пустыне, каждый день подвергаясь всевозможным опасностям и зная, что на следующем привале их, может быть, ждет отравленная вода, а утолить свой голод они смогут только крошечной порцией мяса и для этого им придется убить очередного коня или мула.

Каждому было ясно, что дезертиров и перебежчиков ждала позорная смерть, и все же подобные случаи время от времени происходили, до тех пор пока не стало известно, как поступали с этими несчастными. Парфяне ради забавы подвергали их мучительной смерти: ослепляли, отрезали уши, носы и гениталии и отсылали к нам обратно. Так что желающие спастись бегством теперь предпочитали лучше голодать вместе с товарищами.

Когда наши с Салмо лошади погибли, император сразу же приказал дать нам других, потому что, сказал он, здоровье и подвижность его врачей для него важнее, чем удобство нескольких легионеров. Теперь даже многие из офицеров шли пешими, чтобы сберечь силы истощенных и измученных коней, в надежде, что мы когда-нибудь встретим несгоревшее поле пшеницы и пригодную для питья воду. Однако цель эта казалась невообразимо далекой. К тому же враг вовсе не собирался оставлять нас в покое, и мы несли все новые потери. В конце концов несколько опытных офицеров предложили императору при следующем нападении образовать «черепаху».

Потренировавшись несколько раз, легионеры вскоре смогли на практике применить этот прекрасный способ защиты.

При этом легковооруженные солдаты; вьючные животные и всадники собираются в центре, а тяжеловооруженные воины образуют снаружи вокруг них что-то вроде прямого угла и, опустившись на левое колено, поднимают свои большие выпуклые щиты, так чтобы между ними не оставалось ни малейшего зазора. Центр прикрывают воины с плоскими щитами, и лишь по чистой случайности стрела может поразить кого-нибудь.

Парфянским лучникам издалека показалось, что это их выстрелы повергли солдат наземь. Они отбросили свои луки и устремились вперед, чтобы добить врага длинными пиками. Однако римляне вдруг вскочили и устроили им ужасную резню. Лишь немногим удалось спастись бегством, но они рассказали остальным об этой римской хитрости, так что больше уже парфяне на нее не попадались.

В таких обстоятельствах даже мне приходилось иногда защищать свою жизнь с оружием в руках.

Тяжелее всего пришлось нам, когда среди врагов уже разнеслась весть о нашей «черепахе». После первой атаки лучники откатились назад и на нас бросились сотни тяжеловооруженных парфян. Прежде чем нам с Салмо удалось пробиться к центру, на нас накинулись двое парфян с длинными кривыми мечами.

В Салмо проснулся прежний боевой дух, он спрыгнул с лошади и с такой силой вонзил копье в напавшего на него врага, что оно отбросило того на несколько шагов назад.

Мне, с моим коротким широким мечом, пришлось труднее, но страх смерти пробудил во мне силы, о которых я и не подозревал. Противник ранил меня в запястье, и я, пошатнувшись, выронил меч. Салмо поспешил мне на помощь со своим копьем. Парфянин повернулся к нему. Не раздумывая, я выхватил из сумки костеподъемник и метнул его в лицо врагу. Те, кому знаком этот инструмент, знают, каким грозным оружием он может стать. Задев противнику скулу, он угодил ему в глаз. Охваченный жаждой убийства, я нанес ему еще удар по черепу. Вскинув руки, парфянин с хрипом рухнул наземь.

Вынув из него свой медицинский инструмент, превратившийся в оружие, я вытер остатки мозга о плащ, совсем как после проведенной операции, Салмо куда-то исчез, бой несколько отодвинулся, парфяне, казалось, отступают. Я отыскал свой меч, хотел поднять его и тут только заметил, что моя правая рука бессильно повисла и с нее течет кровь. Подняв меч левой рукой, я спрятал его обратно в ножны и затем осмотрел рану. К счастью, кость была не задета, но порез был настолько глубок, что только через несколько дней я вновь смог пользоваться рукой.