Другие корни моей философии уходят еще глубже – в детство. И ее плоды – глубокое презрение к человеческому пороку под названием ревность или чувство собственничества, абсолютно низким эмоциям, в основе своей имеющим страх и ограниченность духа, наиболее разрушительным силам в отношениях индивидуумов и именно тому пугалу, которое стоит на страже фабрикаций моногамного общества. И я их не просто не одобряю, я их ненавижу.

Я хорошо помню, где и когда начался мой путь к такой идеологии. Мне было восемь лет, и я только что вернулась домой на Кипр, пройдя свое Первое Причастие в Штатах. Тогда у меня были очень длинные волосы, и как-то раз в школе компания мальчишек из моего класса поймала меня и запустила в мои замечательные волосы ящериц. Испуганные ящерки пытались выпутаться и отбрасывали хвосты на пути к спасению: они сами и их отброшенные, все еще шевелящиеся хвосты извивались и копошились у меня в волосах – боже правый!

Когда мой отец вернулся с работы домой, у меня уже кончилась истерика, но я была настолько несчастной, что он сразу понял, что что-то произошло. Он спросил, и я рассказала ему.

Перво-наперво он дал мне совет, который я помнила потом всю жизнь, хотя и не всегда ему следовала: “Бэби, никогда не показывай людям, чего ты боишься. Если они знают, чего ты боишься, они могут причинить тебе боль”.

А потом он взял меня с собой в сад и поймал для меня дюжину ящерок, Поначалу я боялась их, но мы оставались в саду до тех пор, пока мне не понравилось играть с ними. А потом мы их отпустили.

“Ну что, больше ящерки не будут огорчать тебя?” – спросил он. Я сказала, что нет, и это было правдой; я больше никогда их не боялась.

Шесть лет спустя, когд я училась в школе в Швейцарии, я применила совет своего отца – на этот раз к ревности. Моя лучшая подруга, Пэт Янг, начала дружить с другими, и мне было от этого худо: я боялась, что она меня бросит. Но тут в голове у меня словно прозвонил некий звонок, и я поняла, что ревность – всего лишь разновидность страха, а что мне говорил мой отец?

Тогда я сменила курс. Вместо того, чтобы замыкаться в мрачности и вести себя недоброжелательно, я приложила массу усилий, чтобы тоже подружиться с новыми друзьями Пэт. И это сработало: Пэт меня не бросила, а я приобрела новых друзей, новую популярность и новую силу. Ревность приберегала для меня лишь узость и темноту, но смелость сделала мой мир шире и светлее.

Впрочем позднее, когда я вышла замуж за Дэвида, я знала, что вступаю на незнакомую, возможно, пугающую территорию. Я не имела ни малейшего представления, сработает ли открытый брак между нами перед лицом ревности, которую он словно нарочно искушал; не знала, хватит ли у каждого из нас эмоциональной силы справится с ним. Но вот мы с Дэвидом – в решительно нетрадиционной, интригующей ситуации. Почему бы не попробовать, сможет ли человек действительно с ней справиться?

Я поняла; все верно. Кто-то может. Я, по крайней мере, могу. Любовное партнерство с Дэвидом, плюс любовные связи с другими людьми, плюс любые случайные встречи, какие только могли влиться в этот поток, предлагали потрясающий стиль жизни.

Ужасно стыдно, что я могла справляться с ситуацией превосходно, а Дэвид оказался на это неспособен.

Но я что-то забегаю вперед. Реальность 1970 года была такова, что мы с Дэвидом подписались на теорию открытого брака, но вели себя более или менее моногамно. Я говорю “более или менее”, потому что время от времени мы развлекались вместе с другими людьми, а Дэвид, по-видимому, принимал подворачивавшиеся ему предложения, пока курсировал без меня по своим рок-н-ролльным дорожкам. У меня же не было в то время других любовников, кроме него – ни мужчин, ни женщин.

С одной стороны, секс с Дэвидом был замечателен и воодушевляюще интимен, с другой же стороны он не был тем переворачивающим душу переживанием, каким может быть. Дэвид был жеребцом, а не истинным сластолюбцем, и я оказалась в типичной для многих молодых женщин ситуации: секс част и интенсивен, но наивысший порог удовольствия слаб или, в моем случае, недостижим.

Вообще-то в те ранние дни в “Хэддон-Холле” Лоррэйн по-прежнему оставалась единственным человеком, доведшим меня до оргазма. Так что, можете себе представить, как тесно она была все еще вплетена в мое повседневное сознание, как громко ее голос все еще звучал в моей голове. Я по-прежнему носила с собой ее тетрадь любовных стихов (даже сейчас я чувствую запах акриловой краски на обложке, которую она сделала для меня), и я все еще носила ее любовь в своем сердце. И это было серьезной причиной какое-то время; прошла пара лет, прежде чем я начала флиртовать с другими женщинами, и несколько – прежде чем я встретила мужчину, способного привести меня к вершине сексуального блаженства. Мужчины были большим разочарованием.

Но секс был не главным в наших с Дэвидом отношених. В нашем партнерстве главным были творческое самовыражение, филосовский рост и достижение наших личных и общих честолюбивых целей.

И в этой области мы были очень интимны, очень доверительны, очень сплоченны и очень интенсивно “вместе”. Мы сидели вместе в “Хэддон-Холльской” цветущей красоте, разговаривали о Будде и Конфуции, Ньютоне и Эйнштейне, Кафке и Дали, египетских иероглифах и арабском алфавите, обо всех великих тайнах истории и творчества, стараясь вписать их и нас самих в наш новый смелый мир. Мы отправлялись на охоту за антикварными вещицами и декоративными сокровищами, которые Дэвид так обожал, и за всем, что само напрашивалось найти себе место в нашем доме. Мы блуждали по Лондону, навещали друзей и впитывали в себя искусство всякого рода. Мы развлекались и развлекали. Даже в те первые дни “Хэддон-Холл” был звездным салоном. Мы слушали пиратские радиостанции, смотрели немногие поп-события, которые в те времена мог предложить телек – в лучшем случае час-два в неделю – и разбирали увиденных артистов. Очень немногие были достойны того, чтобы на них смотреть, заключили мы, и почти никого, кому стоило бы подражать. Мы вычерчивали и планировали, мечтали и строили схемы, действовали и совершенствовались. Мы проводили вместе дни и ночи, мы непрерывно касались друг друга, мы держались за руки.

Это было так особенно, так интенсивно. Каждый из нас нашел человека, нужного ему, чтобы осуществить свои мечты, а для людей, как мы, это была ОЧЕНЬ сильная связь. Мы были за нее почти смущающе благодарны, почти сентиментально расчувствованы... Двое нас против всего мира; двое детишек, заявляющих права на будущее; заря, занимающаяся в доме, где Светящаяся Личность и ее проводник пробуждаются и готовятся к путешествию всей их жизни...

Впрочем, к делу. Наши первоважнейшие задачи были решены: Дэвидовский вышибала был при нем, домашняя база обеспечена и оперативно-действенна. Теперь нам требовались остальные пункты в нашем списке, под названием “Лестница к Звездам”. Самое главное: группа.