Шрифт:
Подтянулся преображенскiй солдатъ: С а м ъ дома!
Идетъ по той сторонѣ, къ рѣкѣ, четко печатаетъ: разъ, разъ, разъ. И слышитъ вдругъ, – даже похолодѣло: впереди кто-то тоже отстукиваетъ по камню: разъ, разъ, разъ!
Приглядѣлся и обомлѣлъ: С а м ъ идет!
Призналъ: идетъ по панели, у дворца, Самъ Царь Николай, въ походной солдатской формѣ, – въ шинелькѣ сѣрой, въ фуражкѣ гвардейской, смятой, заношенной, любимой, – съ лица скучный, блѣдный, а глаза ясные, – идетъ – думу свою думаетъ, заботу.
Идетъ, какъ по дѣлу, твердо.
Сбился с ноги преображенскiй солдат, какъ въ мочалѣ завязли ноги. Заерзался. Въ струну натянулось все, огнемъ обожгло, морозомъ… За рѣшетку бы сигануть… назадъ?..
…А ну, какъ спроситъ: почему никакого народу нѣтъ?..
… А ну, какъ крикнетъ: безъ дѣла чего шатаешься?! Строгимъ арестомъ на 5 сутокъ!
Да самое страшное и вспомнилъ:
– А ну, какъ спроситъ…?!…
И только подумалъ – слышитъ знакомый голосъ, отчетливый, смотровой, властный, – х о з я й с к і й голосъ:
– Здорово, Преображенецъ!
Дрогнуло все въ солдатѣ преображенскомъ, дрогнуло снизу вверхъ. Силой неодолимой толкнуло на два шага впередъ, вывернуло къ дворцу, ногою объ ногу звякнуло; вытянуло въ струну все тѣло, голову завернуло въ небо, закаменило лицо морозомъ и выкинуло изъ горла радостное до боли-счастья:
– Здравiя желаю, Вашему, Императорскому, Величеству!
Стрѣльнуло по всему тѣлу – отъ пятокъ до затылка.
Потемнѣло в глазахъ, и задохнулся преображенскiй солдатъ – от счастья…
* * *
Очнулся солдатъ на койкѣ, открылъ глаза, – и гоготъ, и визгъ, и дымъ. Смотритъ – не понимаетъ. Суются к нему рожи, усы, вихры… Орутъ глотки:
– Чортъ… сдурелъ?!!… Опять В е л и ч е с т в а запросилъ, чортъ пьяный?
А преображенскiй солдатъ только глазами хлопаетъ – не пойметъ. Колотится въ груди сердце, душитъ, вотъ-вотъ черезъ горло выпрыгнетъ. Перевелъ духъ, выпучил глаза, лопочетъ:
– Братцы… къ добру ай к худу?…
А тѣ гогочутъ, подъ бока кулаками тычутъ. Обошелся преображенецъ и говоритъ:
– Сонъ привидѣлся… С а м ъ … поздоровался…
И стало ему грустно, до тошноты. Лежалъ на койкѣ въ потемнѣвшей казармѣ, по стѣнамъ глазами царапался… – дымъ и гарь…
Пришелъ срокъ дурному объявляться, – а его нѣтъ и нѣтъ.
Тутъ и понялъ преображенскiй солдатъ, что сонъ-то, пожалуй, прiятный былъ!
А лампадку Миколѣ Угоднику такъ и не справилъ, – все недосугъ было.
Алушта. Октябрь 1919 г.