Его голос звучал уже не так отчетливо, и мне стало ясно, что я очень далеко от своего аэродрома.

И вдруг в наушниках послышался молодой звонкий голос другого штурмана наведения, с взаимодействующего командного пункта, — казалось, штурман находился где-то совсем близко; может быть, я пролетал над его КП, но определить свое местонахождение я бы не смог, я видел под собой только черную землю с рассыпанными в беспорядке огнями и узенькую полоску горизонта.

Болтанка прекратилась. Я продолжал полет сквозь ночную мглу. Самолет заглатывал во всасывающее сопло сотню за сотней километров.

Незнакомый штурман наведения действовал менее хладнокровно, он то и дело заставлял меня менять высоту и направление, а может быть, противник, почуяв погоню, стал маневрировать. Ведь у него иная задача — избежать встречи с истребителями, прорваться к намеченному рубежу. Сидевший в бомбардировщике летчик хотел выполнить эту задачу с не меньшим желанием, чем я. И можно было не сомневаться — мастерства, выдержки и настойчивости у него было тоже ничуть не меньше.

Чтобы скорее обнаружить цель, я уменьшил яркость освещения кабины и подсвета сетки прицела. Предметы на залитой луной земле приняли более зримые очертания. Кое-где виднелись неяркие россыпи огней. Они быстро убегали под крыло, и уже нельзя было узнать, что это: или лежавшие на моем пути города, или скопления звезд — чужие, неведомые миры.

— Смотреть впереди себя, прямо по курсу! — командовал штурман наведения.

Я до ломоты в глазах вглядывался вперед, но ничего, кроме звезд, не видел.

писал Ломоносов. А ведь он не видел неба с такой высоты и звезд таких не видел, удивительно ярких и чистых. Странные мысли иногда приходят мне в голову, когда нужно думать совсем о другом.

— Прямо по курсу и выше! — повторил штурман.

И тут я заметил сверкнувший вдали силуэт бомбардировщика с белесой ниткой инверсии. Доложив об этом по радио на свой КП, установил на прицеле базу, которая соответствовала размерам цели, переключил прицел в рабочее положение и для контроля нажал кнопку управления огнем.

Боясь столкнуться с противником в воздухе, я решил сближаться с целью с некоторым принижением. Кроме того, уменьшил скорость, чтобы к моменту открытия огня уравнять ее со скоростью цели.

Теперь только бы не раскачать самолет — я даже дыхание затаил, плавно уточнил рулями прицеливание.

Цель в перекрестии. Дал две короткие очереди и стал отворачивать в сторону. Доложил об этом на КП.

— Сообщите, сколько осталось горючего, — попросил Сливко. Боже мой, как далеко теперь он был от меня! Голос его едва прослушивался и, казалось, доходил до меня с другой планеты.

Я взглянул на прибор, который показывал остаток керосина в баках, и увидел, что его не хватит, чтобы вернуться на свой аэродром.

— Следуйте на аэродром Лютово, — приказал штурман, — не забудьте перестроить радиокомпас на приводную аэродрома.

Подходя к Лютово, я запросил условия посадки, установил нужный посадочный курс и барометрическое давление.

Самолет по-прежнему обволакивала темная непроглядная ночь, и только маленький островок огней был виден в черной глубине — это аэродром, на который мне нужно было сесть.

Наступил самый ответственный момент. Как-то мне удастся справиться с посадкой ночью на чужой полосе!

— Снижайтесь, входите в круг, — приказал ответственный за прием самолетов.

Днем темп посадки кажется быстрее, мелькают знакомые ориентиры, видишь, как приближается земля. А ночью приземляешься, будто в темную яму падаешь, ручкой управления больше варьируешь по подсказкам с СКП.

Вот уже промелькнул рубиновый маркерный знак дальнего привода, а через несколько мгновений — ближнего. И сразу же вспыхнули прожекторы, расстелив голубые лучи по посадочной полосе, обрамленной гирляндами световых ориентиров, за которыми в смутном полумраке виднелись силуэты самолетов.

Залитая светом земля набегала с головокружительной быстротой. Я убрал газ и стал выравнивать самолет. Он шаркнул колесами по полосе и побежал вдоль двух цепочек огней.

В ту весеннюю тревожную ночь у Лобанова остановился в воздухе двигатель.

Это случилось, когда я сел на соседний аэродром. Николай догонял пытавшегося уйти «противника». Он приблизился к цели на недозволенное расстояние и попал в спутную реактивную струю от бомбардировщика.

Двигатель захлебнулся отработанными газами и стал. Самолет начал резко терять высоту. Непривычная тишина зазвенела в ушах летчика. Ему было слышно, как свистел рассекаемый воздух.

Ловким, отработанным до автоматизма движением Лобанов закрыл стоп-кран и тем самым отрезал доступ горючего в камеры сгорания, перевел рычаг управления двигателем назад до упора земного малого газа и обо всем доложил на КП.