— Сынок, сынок, — твердила она беззвучно. О Люсе ничего не спрашивала и не видела ее.

— Мама, это же Люся, — сказал я, беря жену за руку. — Познакомьтесь.

Мать улыбнулась, удивленно наморщив лоб, и притянула к себе Люсю.

— Что же ты молчал? — Они поцеловались. — Я думала, один пришел.

Я взвалил на плечо мамины пыльные узлы, и мы стали взбираться на косогор. Первой поднялась мама. И теперь смотрела на нас с высоты.

— А она еще не так-то и стара, твоя мама, — шепнула Люся. — Я представляла ее другой.

Мать подала Люсе темную узловатую руку и втащила ее наверх. А потом и меня таким же образом.

— Что у тебя там? — я повел плечом с поклажей.

— Машину прихватила. Может, сшить что придется. Наволочки там или еще что…

— Ну зачем вы себя беспокоили? — Люся улыбнулась маме уголками тонких, слегка подкрашенных губ. — У нас все-все есть.

— Не помешает.

Некоторое время шли молча. Мама все косилась на Люсю, рассматривая ее. Люся это чувствовала и оттого казалась неловкой, не знала, куда деть руки в белых капроновых перчатках.

«Уж лучше бы ты их сняла совсем», — подумал я, глядя на темные, с синими жилами руки матери.

— Хорошо у вас, — сказала мама, оглядываясь вокруг. — Далеко до дому-то?

Был тихий вечер. Солнце уже вдосталь накупалось в реке и теперь спряталось за лес. И все вдруг окрасилось в сиреневые тона. Над темно-сиреневой землей повисла светло-сиреневая дымка. Деревья и тучки над головой тоже стали сиреневыми. Пахло травами. В низине скопился туман, подсвеченный кое-где аэродромными огоньками. Со стоянок уже ушли. Только по взлетно-посадочной полосе все ползала взад и вперед, как букашка, пузатая очистная машина.

Люся стала объяснять, как скоро мы дойдем до своего городка:

— Все бережком, бережком — и через пятнадцать минут дома. Вы, наверно, устали с дороги?

— Не очень.

Я смотрел маме в лицо, стараясь узнать, понравилась ли ей Люся. Мне хотелось, чтобы мать полюбила ее, как любит меня и свою дочь, мою сестру.

— Товарищ лейтенант! — послышался сзади знакомый хрипловатый голос.

Мы оглянулись. Следом по тропке шли два офицера, один молодой и тоненький, другой — косая сажень в плечах, массивный и уже в годах. Одеты оба с иголочки. Новенькая парадная форма, золотые ремни, до блеска начищенные ботинки.

Неужели Мокрушин и Герасимов? Я поставил узлы на землю.

— Не узнаете? — Герасимов улыбнулся широкой простецкой улыбкой.

— А мы вас сразу узнали, — неожиданно громко сказал идущий рядом Мокрушин и приложил руку к лакированному козырьку фуражки. Его продолговатое худое лицо так и сияло.

Мы стали здороваться. Я заметил: Мокрушин в офицерской форме чувствовал себя увереннее, а Герасимова она как-то стесняла.

— Давайте-ка я вам помогу, — моторист Герасимов подхватил узлы и пошел впереди всех. За ним двинулись Люся и мама. Они о чем-то заговорили между собой.

— Ну что же, надо вас обоих теперь поздравить с присвоением офицерских званий, — я еще раз пожал руку Герасимову и Мокрушину.

— Спасибо, — ответили хором. — Как тут дела?

— Идут полным ходом. Вы приехали вовремя, техников не хватает. Как сдали экзамены?

— Этот на «отлично». А я едва вытянул, — Герасимов нахмурился. — Образования у меня поменьше. А нынешняя техника требует не только практических знаний, но и теории. Синусов там всяких, косинусов.

— Не прибедняйтесь, Никита Данилович, — перебил Мокрушин. — Кого больше хвалили на матчасти? Вас! Помните, как Пушкин сказал? «Ученых много, а умных мало…»

Я чувствовал, что Мокрушин немного рисовался.

— Ты, Боря, не успокаивай меня. Я ведь не слабонервная барышня. Учиться надо, вот что хочу сказать. Нынче же осенью поступлю в вечернюю школу. Я тебя еще догоню, — маленькие припухшие глаза Герасимова с гусиными лапками в уголках век задорно блеснули.

— Ну а я о чем говорю?

— А ты лучше помолчи. Ошеломил там всех и теперь думаешь, что всего достиг!

— Да не думаю я этого!

— Нет, ты бы слышал, Алеша, как он рубил преподавателям. Откуда только знания в этой маленькой башке?

Я засмеялся. Спросил Мокрушина:

— Надеюсь, пойдешь в мой экипаж?

— Конечно, товарищ лейтенант. Иначе не стоило бы и ехать сдавать.

— Ну ты это брось. Рисоваться не надо. Надо теперь за Брякина браться. У парня голова тоже работает. Механиком хочет стать. Готовится усиленно. Нужно помочь.