– Всё-то ты знаешь! Откуда ж ты взялась такая, на мою голову… Так вот, знайка моя, если хочешь, чтобы капельницы ставились и снимались вовремя, то плати. И лучше – за неделю вперёд.

– Деньги на тумбочке, под книгой. Там – за пять дней. Вы ведь не целую неделю дежурите. – Теперь уже Даша отвернулась к стене, но не для того, чтобы скрыть слёзы. Ей было противно… К цинизму она никак не могла привыкнуть, хотя за время болезни приходилось видеть всякое.

– Следите за системой! Если закончится – кричите, сигнализация у нас не работает, а мне тут около вас сидеть некогда. Вас таких целое отделение лежит – а я одна.

Леночка привычным, хорошо отработанным жестом, сгребла деньги в карман и вышла из палаты, оставив дверь открытой.

Даша смотрела, как в ярко-рубиновой жидкости бурлили, поднимаясь наверх, пузырьки воздуха и вспоминала события последних шести месяцев, события, которые перевернули всё в её жизни с ног на голову…

В тот день, когда она впервые попала в онкологический областной центр, слёзы были особенно «обидными», а такие слёзы, как известно, самые горькие, и глаза от них щиплет сильно. Даша проливала свои обиды на весь мир, сидя на краешке скамейки, повернувшись к дорожке спиной – по крайней мере, так ей казалось, что никто её не видит.

Предосторожность эта была излишней – здесь никому не было дела до чужих слёз, со своими бы сил хватило справиться. Неожиданно где-то рядом прозвенел голосок:

– Ревём? Неубедительно ревём и как-то подозрительно тихо.

Эту миниатюрную блондиночку Даша приметила ещё утром, когда пыталась пристроиться в хвост огромной, четырёхглавой очереди в регистратуру. Нельзя было не приметить, поскольку та обладала незаурядной внешностью. А тем более – здесь, на фоне суетливых, обеспокоенных людей с потемневшими, осунувшимися лицами и заплаканными глазами.

Безупречный макияж, идеально выбеленные длинные волосы… Об одежде и говорить не приходилось. Единственное, что вызывало недоумение, так это белизна кожи. Такие блондиночки к концу апреля уже вызывают приливы тихой зависти у окружающих своим бронзовым загаром, а у этой кожа была до того белой, что отливала синевой – солнца не видела давно, если не самого рождения ли.

Девушка протянула Даше упаковку бумажных платков и представилась:

– Я – Ксения. К кому тебя направили?

– К Левченко, – всхлипнула Даша, но платки всё-таки взяла и даже пудреницу из сумочки вытащила.

– Вот и отлично! Значит, вместе будем ездить на облучение. Или ты на койку оформляешься? Приезжая?

– Тебе зачем?

– Может быть, ты, всё-таки, назовёшь своё имя.

Даша невольно обратила внимание на обувь новой знакомой. Дорогая… Пожалуй, очень дорогая… И шпилька – сантиметров пятнадцать – не меньше!

– Дашей меня зовут. Странно…

– Ничего странного – имя как имя. Дарья… Я тебя Дарьей буду называть, не возражаешь?

Так вот, скажи-ка ты мне, Дарья, по какому такому поводу, ты здесь сырость разводишь?

– У меня есть повод, – вздохнула Даша. – Диагноз.

– Звучит как приговор, – улыбнулась Ксения. – Интересно. Выходит, диагноз – это оправдание твоему внешнему виду?

– А как я выгляжу? Да и кому какое дело! – разозлилась Даша, хотя прекрасно знала, что сейчас из себя представляет внешне.

Ксения развернула пудреницу и поднесла зеркальце к самому носу Даши. Кончик носа был красным и распухшим – от слёз. Глаза – тоже.

– Что ты ко мне пристала? Легко говорить! Если бы всё так просто было… У тебя кто болен?

– А у тебя?

– Что за идиотский вопрос… Неужели не понятно, что я…

– А тебе, выходит, тоже непонятно? У меня – я и больна.

Даша махнула рукой – не смеши, мол, но блондиночка была абсолютно серьёзна.

– Правда, что ли? А чего ж тогда вырядилась так, словно в ресторан собралась, а не на приём к врачу.

– А тебе от твоего внешнего вида легче? От балахона вот этого – мышиного, от тапочек «здравствуй климакс»… У меня кредо такое: чем хуже – тем выше. Чем тебе хуже – тем… Шпилька должна быть выше. Кстати, это к высоте каблука относится весьма условно – окружающие должны верить в то, что у тебя всё хорошо. Но, прежде всего, ты должна в это поверить сама.

– Понимаю… Луиза Хэй. Только не всем это удаётся. Не всем.

– Знаю, – неожиданно согласилась Ксения, – хотя, кому-то и Луиза Хэй – в помощь. Ну, а я – сама себе Луиза. И ты тоже сможешь! Вот увидишь!

Они обменялись телефонными номерами и, условившись о встрече, распрощались.

Даша приехала домой, и разве что, покрасневшие глаза выдавали недавнюю истерику. На вопрос мужа, как всё прошло, ответила бодро, даже улыбнулась, выпила чашку молока и уснула без слёз впервые с того дня, как короткий и страшный диагноз изменил до неузнаваемости не только её внутреннее состояние, а и внешность, и всю её жизнь.