«Атаку Сандепу прекратить. Полкам занять исходные позиции. Командирам обратить внимание на инженерное оборудование позиций батальонов и рот. Куропаткин».

В полках 10-корпуса не только офицеры, но и рядовые солдаты после неудачного сражения говорили друг другу:

— Сандепу едва не взяли, а теперь отступили назад...

— А для чего тогда столько людей потеряли? Чтобы японцы победу праздновали и себя славили...

— Для чего, скажите, братцы, мы атаковали эту Сандепу? Кому она была нужна?

— Почему порт-артурские стрелки сражаются, а мы только валенки протираем по китайским огородам...

Такие разговоры слышали и штабисты Каульбарса, и он сам. Старших начальников откровенно тревожило то, что подобные «упаднические» разговоры велись открыто. Если полковые и батальонные командиры в силу своего служебного положения ещё «отмалчивались», то младшие офицеры, особенно те, кто прибыл в Маньчжурию добровольцами, не сдерживались.

Алексеев имел разговор с одним из таких «охотников». Поручика Евгения Ковалевского он знал по инспекции лейб-гвардии Финляндского полка. Тогда командир сумел представить инспектирующим генштабистам свою пехотную роту «сколоченным» боевым коллективом. Финляндцы радовали глаз выправкой, подтянутостью, знанием ружейных приёмов и «примерной» стрельбой по мишеням на полковом стрельбище.

Ковалевский прибыл на войну после ряда рапортов на имя командующего Гвардией. В конце концов настойчивого ротного отпустили, и он стал командиром стрелковой роты сибиряков-второочередников из Енисейского края. О том, как воевал лейб-гвардеец, говорил орден Святой Анны с мечами.

— За что орден с мечами?

— За разведку боем у деревни Ляомынь у реки Ялу. Полк состоял в Восточном отряде генерала Засулича на Тюренченском участке.

— Похвально. Начало войны и уже орденская награда. На роту сколько главнокомандующий дал Георгиев?

— Наградил щедро, грех жаловаться. Четыре креста на роту пожаловал.

— А ротным офицерам?

— Золотое оружие «За храбрость» получил прапорщик Павел Дмитриев. Родом из томских староверов. Храбрец выше всяких похвал.

— Продвижение по службе Дмитриеву дано было?

— Нет. Саблей с Георгиевским темляком его наградили за доблесть и за тяжёлое ранение. Когда брали японские окопы, первым ворвался. А в рукопашной попал под взрыв гранаты.

— И где он сейчас?

— Врачи-хирурги из полевого госпиталя вторую ногу ему спасли. Из армии отчислен по чистой инвалидности. Представление на чин подпоручика главнокомандующий подписал ему в день получения. Всё дано по справедливости.

— При Сандепу где ваша рота находилась?

— В первой атакующей линии полка. Мои сибирские стрелки целый день промаялись, а в атаку так и не сходили. Хотя потери понесли.

— Это когда японские батареи обстреляли на передовой наши окопы?

— Точно так. Четверых осколками легко задело. Они и роту не оставляли для перевязки. Одного наповал, полковой батюшка уже под ночь отпел. Хороший боец был, взводный унтер-офицер. Георгия четвёртой степени имел за Китайский поход.

— Настроение как у ваших солдат после отхода от Сандепу? Ропщут, как в других полках?

— Ропщут, но не столь слышно. Сибиряки - народ сдержанный от природы. Только приговаривают.

— Что приговаривают?

— Мол, на наш век в Маньчжурии боев хватит. Если не вчера, так завтра с японцами повоюем на штыках.

— А ты, поручик, что на сей счёт думаешь? Если, разумеется, это не секрет.

— Секрета нет. Я из лейб-гвардии Финляндского полка перевёлся в Сибирский стрелковый, чтобы повоевать за Отечество, а не в манёвры играть с ретирадой каждый раз только назад.

— Ничего, не отчаивайся. Война только зачинается. Будут у нас, поручик, ещё победные дела.

— Дай Бог, чтобы они случились уже завтра...

В 1914 году, в самом начале Первой мировой войны Алексееву, генерал-лейтенанту и начальнику штаба Юго-Западного фронта, довелось ещё раз услышать имя Павла Дмитриева, ротного командира лейб-гвардии Финляндского полка. Его пехотинцы штурмовали «пулемётную горку» германцев. Высоту взяли яростным приступом, но от роты осталось только две трети. Среди погибших оказался и Дмитриев.

Сведения о потерях финляндцев в тех атаках в штаб 1-й Гвардейской пехотной дивизии почему-то, поступили с большим опозданием. Но донесение о взятии «пулемётной горки» пришло без промедления. Капитана Дмитриева представили к награждению орденом Святого Георгия 4-й степени и внесли в списки на замещение освободившихся после первых боев должностей батальонных командиров.

Георгиевская дума Гвардейского корпуса, не откладывая дел на завтра, утвердила наградное представление. Оно было отправлено с фельдъегерем на высочайшее рассмотрение в Санкт-Петербург. Через день туда же поступили списки погибших в полках Гвардии в последних боях. В них значился и капитан Дмитриев. Поскольку в старой России тогда героев посмертно не награждали, то начальник императорской канцелярии собственноручно написал на представлении к ордену следующее: