После того как Унгерну изменило его войско, произошло то, чего он больше всего боялся в жизни. Он не погиб, как «белый рыцарь» в бою, как «восемнадцать поколений его предков», а живым попал во вражеский плен. Последнее он считал делом совершенно позорным. И никогда не думал, что так оборвётся его жизненный путь, который пролегал по тропе войны.

онгольский дивизион поднял бескровный мятеж против божественного Цаган-Вурхана по приказу князя Сундуйгуна. Он оказался предателем: ведь он давал клятву на верность, вступая в ряды белой Азиатской конной дивизии, хотя ради справедливости надо заметить, что в годы Гражданской войны воинская присяга своей «прежней» цены не имела.

Пленение барона Унгерна-Штернберга свершилось на правом берегу реки Эгин-Гол, неподалёку от монастыря Ахай-гун, у горы Урт. Было утро 22 августа 1921 года, и безоблачное небо при полном безветрии предвещало жаркий день.

Никто из непосредственных участников «второго мятежа» против барона — монголов, разумеется, — не мог оставить после себя письменных воспоминаний. Но в дивизионе князя Сундуй-гуна служило два безымянных русских офицера, рассказы которых послужили источником для бывших унгерновцев, которые брались за перо с целью увековечить себя и демона монгольских степей для истории. С задачей они справились успешно, хотя эти мемуары в российском Отечестве почти не известны.

Наиболее достоверной считается книга Н.М. Рибо (Рябухина). История барона Унгерна-Штернберга, рассказанная его штабным врачом». Он пишет о втором мятеже кратко:

«После напрасной попытки заставить нас вернуться, барон поскакал обратно к монгольскому дивизиону. Измученный, он прилёг в княжеской палатке, чтобы немного отдохнуть. Позже, с наступлением утра, монголы навалились на него спящего, связали и умчались на юг, оставив связанного барона в палатке. Спустя несколько часов его нашли красные разведчики...»

Алёшин, человек с несомненным литературным дарованием, картину последнего дня свободы барона Унгерна описывает более красочно и художественно. Его рассказ из книги «Азиатская одиссея» приведён писателем-историком Леонидом Юзефовичем:

«Монголы не посмели убить Цаган-Вурхана, своего Бога Войны. К тому же они твердо верили, что не в силах этого сделать: он не может быть убит. Разве они не получили только что верное тому доказательство? Не только русские казаки, но и целый полк бурят дал по барону несколько залпов, а каков результат? Их пули не причинили вреда Цаган-Бурхану.

Теперь несколько сотен монгольских всадников, простёршись на земле, обсуждали ситуацию. Наконец, к измученному барону выслали храбрейших. Приблизившись к Богу Войны, они вежливо связали его и оставили там, где он лежал. Затем все монголы галопом помчались в разные стороны, чтобы дух Цаган-Бурхана не знали кого преследовать...

О чём думал барон в ту одинокую ночь? Страшная боль от впивающихся в тело верёвок вместе с голодом, жаждой и холодом оживили, может быть, в его воспалённом мозгу воспоминания о тех, кого он сам заставлял так страдать. Смерть таилась во тьме, ибо окрестные леса кишели волками. Может быть, он вспоминал свору собственных волков, которых держал в Даурии и на растерзание которым бросал иных из своих пленников.

Извиваясь в жуках, он должен был пережить несколько смертей, пока не взошло солнце. Но вслед за утром наступил день, палящие лучи солнца безжалостно жгли его голову и извели тело невероятной жаждой. Я представляю, как вновь и вновь он впадал в бред, и тогда ему мерещилось, что его живьём сжигают в стоге сена, как он сам приказывал поступать с другими людьми...

Между тем небольшая группа красных разведчиков двигалась по долине. Вдалеке они увидели лежащего на земле человека. Он слабо стонал и ворочал головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от муравьёв, облепивших его лицо и поедавших его заживо. Красные подъехали ближе. Один из них спросил:

— Ты кто?

Барон пришёл в себя и своим обычным громоподобным голосом ответил:

— Я — барон Унгерн!

При этих словах разведчики так резко дёрнули поводья, что их кони поднялись на дыбы. В следующее мгновение они отчаянным галопом в ужасе бросились прочь.

Такова была слава барона...»

Один из главных заговорщиков, есаул А. С. Макеев в своих мемуарах «Бог войны — барон Унгерн. Воспоминания бывшего адъютанта начальника Азиатской конной дивизии» рассказывает так:

«Унгерн до рассвета метался по горам, наконец, совершенно измучившись, двинулся к опушке, где стояла группа монголов. Они начали стрелять, но он не обращал на это внимания, ибо пули не страшны Богу Войны. Когда он подъехал, монголы пали перед ним ниц и стали просить прощения. Унгерн выпил жбан воды, немного водки и уснул в палатке.

Убить его монголы не решались. Они бесшумно вползли в палатку, накинули ему на голову тарлык, скрутили руки и ноги и, отдавая поклоны, исчезли. Вскоре на палатку наткнулся конный разъезд красных: