лесом. Раздражала потеря счета времени. Казалось, Я проломил

дверь в параллельную реальность, где времени вообще

нет и теперь Я обречен бродить тут вечность. Память

оставляла меня. Мозг отказывался работать, и мне пришлось

остановиться. Только сейчас Я заметил, как тихо в этом лесу.

Быть может, это все постановка, а Я известный актер. Как

меня зовут, Я ведь точно актер. Имя… Имя…

Первая буква — точно «Ф», это Я башку даю на отсечение.

Мне нужно было идти.

Я практически плыл в этих молочных сугробах, а сам думал

над именем, каким меня могли бы звать. «Ф» — это буква,

с которой все начинается.

Это все от одиночества. А у тебя есть друг, с которым

можно всю ночь молчать и смотреть на небо? Да, неврогенная

саркома! Это Я все наврал. Вечно так делаю.

Я чем-то сродни Пиноккио. Чем больше вру, тем больше

мой потенциал.

Ничего, будет тебе и Рембрандт, и «Избиение младенцев».

Мое имя. Дружно назовите его.

«Ф» — это Фабио.

Меня зовут Фабио Мориэнелли? Боже всемогущий, как

Я мог допустить такое?

Моя голова растраивается, потому и расстраивается.

Чем дальше ноги несли меня, тем дальше Я терялся в себе.

Еще пару шагов — и потеряюсь навсегда. Лес станет моим

домом, и рано или поздно кто-то набредет на мои останки.

Может, какое-то время Я буду питаться корой и жарить на

костре окоченевших белок. Но, заснув однажды, непременно

стану добычей медведя, волка или кабана.

Они разбросают содержимое моего желудка, окропят

моей кровью землю, а летом здесь будет расти земляника.

Это печально, и Я позволил себе всплакнуть.

Мне вдруг пришло на ум, что действие вещества давно

подошло к концу, а моя неустойчивая психика, не выдержав

такой нагрузки, дала сбой. Иными словами, Я свихнулся,

а это очень грустно осознавать в ночном зимнем лесу.

Я сел на старый пень и закрыл руками лицо.

Вот и конец всей этой истории.

— НЕТ, — воскликнул Я, — ты не можешь сдаться! У тебя

обезвоживание организма.

Чудо, что Я вспомнил слово «обезвоживание». Да, мне

давно хотелось пить, и Я начал отчаянно жевать снег. Не

знаю, сколько времени провел за этим занятием, но меня

стало воротить. Потом стошнило, и это нескончаемо радовало

— стало легче.

Я устремился дальше. Мне нужно было узнать, сколько

сейчас по Гринвичу: что-то внутри уверяло, что с рассветом

чары рассеются. Но телефон в моем кармане внезапно умер.

Я пытался включить его, но тщетно.

Послушай, ты один в неизвестном тебе месте, у тебя нет

связи, и ты не знаешь, куда идти. Твои дела более чем дерьмовы.

Я напрягал глаза, вглядывался в темноту в надежде

увидеть хотя бы мельчайший огонек, но кругом были только

снег и сосны. Мои ноги унесли меня слишком далеко от

всей цивилизации. Но Я старался не падать духом, хотя это

было чертовски сложно. Мне вспоминались мои родители,

младший тихий брат и родимые кошки — знали бы они, как

Я бреду здесь, обезумевший, грязный, навстречу не пойми

чему. Вот такое надо показывать в этих антинаркотических

социальных рекламах.

Ночь Нежна, не правда ли, друг мой?

Я снова остановился. Меня преследовали какие-то шорохи,

но стоило прислушаться, как все замолкало. Мне так все

осточертело! Я поднял голову к небу и заорал о том, как все

мне опротивело. Потом случилось странное: мне показалось,

будто кто-то совсем рядом сказал, что ему тоже все надоело.

Такое, знаете ли, совсем не радует. Лучше возмущаться одному,

чем с кем-то посторонним не пойми откуда. Мной овладел

ужас, но Я быстро унял его. Если кто-то идет возле меня,

значит, он тоже заблудился. Почему Я должен давиться от

страха, когда рядом со мной человек в таком же состоянии?

Мне даже удалось увидеть его боковым зрением. Но Я не

хотел вести беседы, Я поклялся себе уже выйти куда-нибудь

и пусть этот путник идет своей дорогой. Но он шел за мной.