Филатов держал его за руку, как ребенка, и влек вперед, время от времени страшно ругаясь на «беспомощного головастика».

Они спотыкались о железяки и кабели в галереях. Аварийное освещение выключилось и включалось без всякой системы. Световой шарик на рукаве разведчика бросал скачущий луч, выхватывая из тьмы механизмы. Из недр реактора нарастал утробный гул и пробирал насквозь.

А потом ударил в глаза яркий дневной свет, и госпитальер понял, что они чудом выбрались из внешней галереи реактора. Он упал, не в силах двинуться, на потрескавшийся горячий бетон. У него было ощущение, что у него внутри зажгли печь. Вибрация сотрясала каждую клеточку его тела, забирая силы.

– Вставай!
– заорал Филатов.

– Оставь. Я не могу!

– Ах ты гад!
– Филатов взвалил его на плечи, качнулся, едва не потеряв равновесие, и устремился вперед.

Разведчик бежал с тяжелой ношей, а сзади вспухал и ломался бетон. Изменял очертания, бледнел, а потом наливался синевой золотой кожух реактора. Мир менял очертания.

Главное, не оглядываться, - мелькнуло в мутнеющем рассудке госпитальера. Будто окаменеешь, если поглядишь назад.

Филатов свалился, не добежав до ворот. Он хотел подняться, но не смог, застонал и пополз, таща за шиворот госпитальера. И, наконец, его, казавшиеся неисчерпаемыми, силы иссякли. Он уткнулся лицом в бетон.

А госпитальер со стоном приподнялся и с ужасом глядел, как золотой корпус реактора продолжает темнеть.

Темнело и все вокруг. Свет солнца блек. А само светило становилось не желтым, а красным, потом коричневым. Коричневый цвет овладевал миром.

Потом крепкие конструкции реактора стали проваливаться внутрь, ломаться...

Вибрация достигла предела.

И госпитальер снова потерял сознание...

Когда он очнулся, то понял, что вокруг опять светло. И солнце было желтое, а не коричневое.

К своему удивлению он лежал на краю ямы, и его рука свешивалась в пустоту.

Он приподнялся и сел. Увидел, что яма идеально кругла и уходит вниз на пару сотен метров. Такое ощущение, будто в землю вдавился гигантский шар, отполировав почву. И центром этого шара был ныне исчезнувший реактор.

Так и есть. Реактор схлопнулся, прихватив часть материи в неведомые и непонятные пространства.

– Ты живой?
– прошептал слабо Сомов, беря за холодную руку распростершегося рядом разведчика.
– Черт!

Его вдруг болью пронзила мысль - Филатов мертв!

Но веки разведчика слабо дрогнули. А через несколько секунд глаза приоткрылись.

– Мы его сделали?
– спросил слабо разведчик.

– Сделали, - кивнул Филатов, и проглотил вставший в горле ком...

***

Два карантинных транспорта были похожи на гигантских китов. Они грузно развалились в углублениях просторных посадочных гнезд космопорта. В небе деловито сновали глайдеры и вертолеты, берущие курс к нужным им целям.

Работы был непочатый край. После схлопывания реактора и ухода Ледяного короля, «замерзшие» стали «размораживаться». К ним возвращалась жизнь. Не сразу. Не в миг. Они оживали постепенно. И они были слабы, беспомощны, нуждались в медицинской помощи.

Некоторые «замерзшие» погибали, но большинство удавалось спасти.

Теперь на планете исправно работала вся техника. Сфера изоляции пропала. Блокада была снята. И медицинские транспорты Московии сели на грунт. И медики занялись спасением пострадавших.

Все население Синей Долины было мобилизовано на спасательные работы и оказание помощи пострадавшим. Вдруг всем стало сразу не до политических дрязг, и беспорядки быстро выдохлись. Боевиков, не желавших смириться с тем, что все кончено, передавили несколькими специальными полицейскими акциями - предельно жестко и даже жестоко.

Кризис был преодолен.

Филатов и Сомов скучали в медицинском блоке карантинного транспорта. Состояние у обоих было удовлетворительное.

Их, ослабевших, израненных, подобрал у уничтоженного реактора вызванный разведчиком посольский глайдер, который после схлопывания реактора и исчезновения таинственного антитехнологического фактора смог подняться в воздух.

– Все, - сказал Сомов полковнику-медику, отворачиваясь от стереоэкрана, в который была видна туша соседнего медтранспорта и черная, уходящая к горизонту посадочная поверхность.
– Ни секунды больше валяться здесь не буду.

– Надо пройти полный курс реабилитации, - строго произнес полковник.

– Я сам в состоянии понять, что мне надо, - заверил госпитальер.

– Ваш друг регенерацию не допрошел.

– Пусть лежит...

Госпитальер настоял на выписке. И дни спутались с ночами. Он попал в тяжелый, но привычный ритм каторжной работы по спасению людей в районе чрезвычайной ситуации. Он виртуозно орудовал с медаппаратурой, в госпитале, в полевых условиях. И спасал людей, потеряв в конце концов счет спасенным. Ему доставались самые тяжелые случаи, и он привычно творил чудеса.