Наших артистов в городе еще нет. Сейчас здесь гастролирует МХАТ. Каждый день я хожу на его спектакли. Иногда меня устраивают, иногда я прорываюсь. В зале две тысячи взрослых людей. Они ходят спокойные, важные, у всех есть билеты, даже злость берет. Но я всегда нахожу себе неплохое местечко. Обедаем мы в ресторане при гостинице. Мама знакома со многими мхатовцами. Иногда они садятся за наш столик. После обеда я бегаю в кассу. Там знакомая, она дает мне продавать билеты. Становится скучно. Когда же приедут наши? И вот 27 июня приезжает молодой режиссер Леша. Он пришел к нам днем. «Здравствуйте», — он кланяется и щелкает каблуками. «Здравствуйте», — говорю я и краснею. Леша просит разрешения оставить у нас чемоданы. Он долго болтает с мамой. Я боком выползаю на балкон. Наконец Леша уходит. «Лена, дядя Леша подарил тебе книжку», следует пауза, «Аленький цветочек». — «Большое спасибо». Леша приходит снова. Я смотрю на него исподлобья. «Чтобы вы перестали меня ненавидеть, я дарю вам эту ручку». Я смутилась и даже не поблагодарила. Мы пошли обедать. Леша взял бутылку вина «Рислинг». Мне он налил полную рюмку. «Ваше здоровье, Лена». Я не знала, как отвечать в таких случаях, и пролепетала: «Ваше здоровье».

Я сижу в номере, читаю. Сегодня должен приехать Корогодский. Когда меня с ним познакомили, он показался мне немного смешным. Интересно, какой он на самом деле. Стук в дверь. «Входите». Уборщица: «Заплатите за разбитый кувшин». — «Мы его не ломали». — «Мое дело маленькое». — «Ладно, мама придет, заплатит». Снова стучат, на этот раз Корогодский: «Леночка, здравствуй». «Здравствуйте», — робко отвечает маленькая бледная девица, не отрываясь от книги. «Как дела?» — «Ничего». Девица скромно опускает глаза. «Пойдешь вечером на Владимирскую горку?» Девица несколько осмелела. «С удовольствием», — говорит она нахально. Корогодский уходит. Я прихожу в нормальное состояние.

Вечером мы идем на Владимирскую горку. Кроме меня и Корогодского — Валериан Михайлович. Он высокий, худой. Выражение лица немного заспанное. Обычно он молчит. Посмотрев горку, мы идем обратно. Валериан Михайлович отделяется — идет в театр. Мы решили посмотреть стадион. Стадион стеклянный, современный, но ничего особенного. Корогодский останавливается у какого-то домика. «Смотри — это же иллюстрация к Шолом-Алейхему». Мы идем во двор. Домик старый, кирпичный, зелень вылезает из окон. Зелень формы бороды Ф. Кастро. Во дворе девочка качается на качелях. Увидев, что мы осматриваем дом, она подозвала нас. «Туалет направо», — прошептала она, детективно наклонившись. Мы засмеялись и пошли домой. Наши номера напротив. Корогодскому в театр идти было не надо, и мы стали играть в карты. Я научила его играть в кун-кен. Почему-то он все время выигрывает. «Вам везет». — «Просто интеллект сильнее». Я злюсь, беру Берггольц и иду спать.

Сегодня приехали все наши. Гастроли начинаются. С Корогодским я уже подружилась. Днем я всюду хожу с ним, а вечером играем в карты, болтаем о разных пустяках. Зяма умный, любит трепаться, но ко мне относится с позиции старшего, поэтому я раскрываюсь не полностью. Он считает, что я похожа на Эсме из рассказа Селинджера. Я немножко подыгрываю под Эсме. Сегодня у нас расширенный ужин. Корогодский придвинул стол к кровати, чтобы все поместились. Пришли Инна, Зина и какой-то новый актер. Инна очень красивая. Лицо у нее необычное: восточного типа глаза, нервные, тонкие губы. Она страдает. В театре многие ее не любят. Она очень вежлива со мной. Я, наоборот, держусь по-медвежьи.

Зина не любит Инну, поэтому она быстро смывается, цапнув что-то со стола. Зину люблю. Она относится ко мне как к развитой девочке, разговаривает (со мной) поучительно. За столом пятеро: Инна, мама, Корогодский, новый актер и я. Новый актер порядочно нализался. Он масляно смотрит на меня. «Сколько вам лет?» — «Четырнадцать». Мама хихикает: «Тебе же тринадцать». — «Какое это имеет значение — тринадцать с половиной». Актер разочаровывается и уходит спать. «Зяма, погадай мне, пожалуйста», — просит Инна. Корогодский деловито раскладывает карты. «Я вам не помешаю?» — спрашивает нализавшаяся девица. «Нет, нет, Леночка». Корогодский знает про Инну очень много, поэтому многое угадывает. Инна разглядывает карты: «Бумажки, и так много знают». Корогодский смущается: «Это чепуха». Инна встает: «Спокойной ночи». Завтра она уезжает на московский фестиваль.

Валериан Михайлович предложил мне играть на гастролях роль девочки с булкой и Леры в «Иркутской истории». Партнером был Вовка, тот самый, с которым мы ехали в автобусе. Сначала мы репетировали в фойе, Вовка немного наигрывал. На следующий день репетиция должна была быть на сцене. Я пришла в театр за полчаса. Вовка уже сидел на крылечке. Мы поболтали. «Чего трусить? — сказал он дрожащим голосом. — Начихать». — «А мне на зрителей плевать, а перед актерами стыдно». Вскоре появился Толя Подшивалов: «Лена, вы пойдете на футбол? Мы с Кирой идем. И для вас есть билет». Тольке шестнадцать лет. Он играет две роли и во всем, особенно в манере держаться, подражает актерам. Но он совсем еще мальчик, смешной, наивный и много видевший. В первый день знакомства он называл меня на вы. Кира на год младше меня. С ним мы знакомы давно. Дружим, но стесняемся друг друга.

Начинается репетиция. Мы с ребятами идем в зал. Кирка волнуется. Толька покровительственно улыбается. Проходят несколько сцен. Наконец Роза (режиссер) кричит: «Товарищи, дайте детям!» Мы с Вовкой идем на сцену. Все смотрят на нас. «Лена, возьми булку и газету». Я медленно складываю газеты. Актеры садятся. Говорят текст. После слов «Ай да сменный, нашу Валечку смутить — это уметь надо» я выбегаю. Смотрю на магазин как баран на новые ворота, поворачиваюсь, говорю текст и думаю, как глупо выгляжу. «Еще раз». Я делаю еще — теперь мне на все наплювать. Потом идет Вовкина сцена, потом наша общая. Все кончено. Мы спускаемся в зал. В девятом ряду сидит Юрский — я боком прохожу мимо него, — я понимаю свое ничтожество.

Подходим к ребятам: «Ну как?» — «Ничего», — отвечает Толька. Мы идем обедать. В дверях Толька пропускает меня вперед, Вовка останавливается, Кирка краснеет. Мы занимаем столик, заказываем. Мой обычный обед — пол-окрошки, судак орли с соусом тартар, мороженое и гляссе. Мальчики смеются. Толька все время делает им замечания.

После обеда я иду в номер. Ложусь на кровать. Я вся дрожу, может быть, от счастья. Сколько хлынуло театра, нервов, людей. Я выхожу на загаженный голубями балкон. Становится легче.