Я спросил Старца о тех великих книгах, и он взял одну из них в руки, раскрыл и сказал: "Читай!"

Странная и чудесная была та книга… Буквы слов, написанных в ней, были многоцветными, одни слова сверкали золотом, другие горели огнём, третьи переливались, как бриллианты, всеми цветами радуги. Но самое странное и печальное было то, что среди золотых букв и сияющих строк чернели какие-то неуклюжие, неправильные, закорючками написанные буквы. Были они то чёрными, как кляксы, то серыми, как муть, то водянистыми красками намазаны, в подражание самоцветному блеску иных букв. Мне стало неприятно от их вида, словно дети играли со священной книгой и замарали её шутки ради. Меня возмущало: кто бы мог нанести такой вред дорогим книгам?

Старец ещё раз сказал: "Читай!" — но я не мог ничего прочесть, ибо от чёрных закорючек рябило в глазах, они путали, смешивали слова…

"Ты негодуешь на тех, кто испортил эти книги? Но их всё же можно прочесть, — молвил Старец. — Светлые буквы всё равно светятся, и только здесь, в Соборе Храма Христа Спасителя, и можно их прочесть, а если вынесешь из Храма наружу, то золотые буквы угаснут от дневного света и останутся одни чёрные".

Я внимательно стал вчитываться, медленно переходил от золотой буквы к золотой, составляя слова, и стал понимать…

Сложна и трудна была книга! Было в ней много светлых и золотых слов, не тронутых чёрными каракулями, но и много слов пропущенных, и много испорченных: начало слова золотом начертано, а конец дописан чёрным; или неразборчивыми каракулями начато какое-то слово, и только последний слог проступает золотом, и его можно разобрать. Но больше всего было слов таких, что, видно, сначала они были начертаны золотом, а потом поверх их кто-то чёрным написал совсем иное… Но это было не страшно, и при очень внимательном чтении всё же можно было прочесть, что говорили золотые буквы под слоем грязных закорючек, ибо золото светилось сквозь черноту.

И всё-таки чёрного письма было больше, нежели золотого. А одна часть книги казалась совсем тёмной, лишь изредка мерцали в ней крупицы золотых букв. И была часть, почти вся начертанная золотом, очень мало в ней тёмных каракулей.

Как я ни старался, но читать мне было трудно и ещё труднее понять смысл. Я обратился за помощью к моему Старцу, а Он указал на одного седого и мудрого, сидевшего за столом. Тот стал читать мне, а другой Старец тихо на ухо пояснял смысл того, что читается. Когда я услышал слова и их значение — я заплакал от того, что не знал его раньше, и о том, что напрасно мучил свою душу и сердце.

Мой Старец сказал мне: "Теперь ты понял, но молчи, пока время не приготовит тебе путь, по которому ты пойдёшь, чтобы говорить другим. Возвратишься в тело своё, и ум твой уразумеет".

Но я слов его не понял. Слёзы застилали мне глаза, я был счастлив, что услышал то, чего никогда и ни от кого не слыхал. Я спрашивал себя, почему радость услышанного так велика и свята? И почему меня заполнило такое блаженство?

И Старец, словно угадав мой вопрос, молвил: "Потому что ты услышал то, что надо слышать и знать, и это можно услышать только внутри сего Храма. Вне его никто этого не знает".

Я спросил, почему так? Он показал на светлую луну в высоте и сказал: "Смотри, как она светит, а Храм и Собор в нём освещаются; а луна, как огонь, горит, всё меняет свой свет, как и буквы…"

Но я не понял тогда, что он мне говорит.

Я рассматривал образы человеческие, которыми расписан Храм. Они были как живые. Я удивлялся их красоте и небывалой силе живописи. И Старец мне сказал, что это образы тех людей, которые сидят в Соборе Храма. Я искал и спрашивал у него: где здесь образ Сына Божия, Христа Спасителя? Старец указал на сидевших за столом и молвил: "Здесь и есть образ Сына и Христа Спасителя". Я смотрел на них и не мог узнать и понять, как может быть образ Христа Сына Божия в живых людях. Мне хотелось увидеть икону. Старец, видя моё недоумение, сказал: "Неужели ты не узнаёшь в них сходства с Иисусом?" Я ответил: "Нет, не узнаю. Они не похожи на Него".

И тогда Старец сказал: "На Христа Сына Божия похожи… У вас там не умеют Его изображать. Все, кого ты видишь, похожи на Него".

Я пытался объяснить Старцу, что я не верил в образа по церковному, но Он отвечал, что всё равно у нас неправильно понимают Сына Божия, — и те, кто Его изображает, и те, кто верит не иконе, а образу, рождённому собственным воображением. Они поклоняются изображению, но мало кто знает Его…

Много говорил мне Старец о Христе Сыне Божием и Спасителе и об Иисусе, но я всё не мог понять.

Старец сказал: "Иисус родился в Палестине от плоти и Духа Святого, но как Сын Божий Он всегда был и существовал прежде всех веков".

Я опять не понял и подумал, что Старец не знает нашего Евангелия и нашей веры, а потому так и говорит. Но Он посмотрел на меня, милостиво улыбнулся и сказал, что я всё узнаю позже.

Тогда я спросил: "Скажи мне, Отец, молятся ли здесь Иисусу Христу, Сыну Божиему, Спасителю?"

"Только тем и живут, что молятся Христу, Сыну Божиему и Спасителю мира".