— Я не исключение. Одно время я пил, потом пристрастился к наркотикам. Девять месяцев — почти весь первый курс — я был постоянно одурманен, причем иногда несколькими средствами сразу.

— Где же ты их доставал? Он улыбнулся ее наивности.

— Неужели ты не помнишь эту эру свободной любви, вседоступности, вседозволенности? Ведь в начале семидесятых ты уже училась в колледже.

— Припоминаю, но смутно, — смущенно призналась она.

— Дорогое зелье вроде кокаина тогда было непопулярным. А вот ЛСД делали прямо в химической лаборатории после занятий. Меня снабжали друзья. В подругах тоже недостатка не было. Меньше чем за год я сменил, наверное, полсотни постелей — с кем-то оставался целую неделю, от кого-то уходил на другой день. Моя жизнь в то время напоминала сон, туман, который никогда не рассеется. Кстати, в этом была и своя приятная сторона.

— Неужели?

— Представь себе. Теперь я не мог потерпеть неудачу, потому что не стремился к успеху. Я забыл безобразные стычки с отцом. Под спасительной защитой наркотиков, секса и музыки я чувствовал себя превосходно.

Лесли поняла, что в нем говорит бывший — или потенциальный — алкоголик. Набив себе шишки в детстве, Джеймс отчаянно пытался уйти от реалий жизни, поскольку иногда испытываемая им боль становилась невыносимой.

— А на занятия ты ходил? — поинтересовалась она.

— Не-а, — с улыбкой признался он. — Но экзамены сдавал исправно. Мне важно было удержаться в университете, чтобы не попасть в армию.

— Неужели ты мог учиться, принимая наркотики?

— Еще как! — заверил он.

«Как заправский алкоголик», — подумала девушка. Среди них встречаются великолепные врачи, адвокаты, люди других специальностей, добившиеся несомненных успехов на профессиональном поприще.

— А что было потом? — спросила она, отчасти догадываясь, какой последует ответ. Безалкогольный чай вместо коктейля красноречиво свидетельствовал о том, что Джеймс сумел преодолеть эту вредную привычку. Судя по его здоровому виду и смеющимся зеленым глазам, смотревшим на нее с улыбкой, он вырвался из порочного круга до того, как изменения стали необратимыми. Очевидно, Джеймс все-таки нашел свое место в жизни.

— Как-то вечером — это было перед летними каникулами на первом курсе — я зашел к родителям. Моя комната по-прежнему принадлежала мне, иногда я даже ночевал там. В тот день отец особенно разъярился, начал меня ругать, обозвал никчемным, паршивым наркоманом. Кстати, он был прав — впервые в жизни. Примерно за час до визита я принял ударную дозу ЛСД, понимая, что иначе не выдержу.

Лесли внутренне содрогнулась. Это было тяжело даже служить, а каково же было так жить? «Мне повезло — я ничего этого не испытала, — подумала она. — Да и сейчас продолжаю жить вдали от жизненных тревог и волнений».

— В общем, он сказал, чтобы я убирался из его дома. Дал мне время на сборы и пригрозил, что утром вышвырнет на улицу и меня, и мои манатки. Он, по обыкновению, был пьян, я — одурманен зельем. Со стороны это, наверное, выглядело отвратительно. Я заперся у себя и начал перебирать свои нехитрые пожитки. Дойдя до ящика, где хранились письма Черил, я в сердцах высыпал их на пол.

Он сделал паузу и невольно улыбнулся, глядя, как внимательно слушает его Лесли. В этот момент она напоминала ту наивную, неискушенную восемнадцатилетнюю девушку, какой была во время их последней встречи.

— Ты, конечно, этого не знаешь, но у наркоманов развивается обостренное чувство цвета. Письма Черил, как правило, были написаны на кремовой бумаге, а твое — на желтой. Когда конверты перемешались, твой сразу привлек мое внимание. Он был не бледным, а ярко-желтым. Более того — он светился.

—Джеймс! — ахнула Лесли.

— Наркотики и мистика всегда идут рука об руку. В этом действительно было что-то мистическое. Так или иначе, что-то заставило меня поднять с пола именно твое письмо. Я прочел его, а потом всю ночь думал о тебе и о том, как ты в меня веришь. Только ты, и больше никто. Ты ведь верила в меня, правда? — Выражение его лица изменилось. Горечь и печаль сменились радостью, навеянной воспоминаниями о том дне.

— Я считала, что ты замечательный, — искренне подтвердила она. — Я мало о тебе знала, да в этом и не было нужды. Это все равно ничего не изменило бы. Я знала, что с тобой мне хорошо.

— А мне было хорошо с тобой.

— Тогда почему... — Она осеклась.

— Почему я не делал попыток к сближению? Я ведь как-то объяснил тебе, что вначале должен разобраться в собственной жизни, понять, кто я есть и кем буду. Мой папаша порядком попортил мне нервы. Я был убежден, что из меня не выйдет ничего путного. Только рядом с тобой мне удавалось забыть о том, какое я ничтожество.

— Ты выглядел каким-то неприкаянным. Я это чувствовала, но не понимала почему. Теперь ты уже не производишь такого впечатления.

— Мне повезло, и это везение началось с твоего письма. В ту ночь, несмотря на то что мое сознание было затуманено наркотиками, я решил стать тем Джеймсом, в которого ты верила. Прекратить саморазрушение, по крайней мере попытаться. Утром я собрал вещички, взял твое письмо и навсегда ушел от родителей. Лето я провел на лесозаготовках, избавляясь от яда, который накопился в моем организме, укрепляя свою решимость и строя планы, как мы с тобой встретимся. Это были самые трудные три месяца в моей жизни. От наркотиков отвыкнуть нелегко. Какая-то часть меня сопротивлялась, не желая возвращаться к нормальному существованию.