— Почему?

— Дело в том, что она была шофером первого класса, очень гордилась этим, проштрафилась и теперь лишена водительских прав. Это обиженный, обозленный, истеричный человек. А раньше она была совсем другой. Когда началась война, она в колхозе первой из женщин села на трактор. В газетах печатались ее фотографии. Потом — эвакуация со всем колхозом. Села за руль грузовика, работала так, что оставила позади мужчин, стала известной ударницей, бригадиром автоколонны на важной военной стройке. Наградили ее орденом. О своем методе работы она рассказывала по радио, писали о ней газеты. И вот, после войны — авария! Суд. Отобрали права. Она обозлилась, приняла это, как тяжелую обиду. Так-то, мол, отплатили за все? Теперь к ней не подступиться. Перебивается случайной работой, стирает белье, убирает квартиры и… пьет. Говорить с ней невозможно — всех посылает к черту. Витяка без всякого надзора. Когда я вошла к ним, Витяка писал, лежа на полу. Жуть! Трудная женщина!

— Трудная! — согласился Анатолий, а сам подумал: «Ну чем ты там можешь помочь, милая девочка?»

Ася будто поняла, о чем он думает, и нахмурилась.

— Я просто ахнула. Побежала к председательнице домовой комиссии содействия — жене инженера. Достали две кровати, стол, четыре стула, а Полина Полянчук отказалась это принять. «Я, говорит, не нищая, чтобы брать милостыню. Сама заработаю, тогда куплю, а насильно в комнату поставите — поломаю, выброшу. А что пью — так до этого никому нет дела. Что хочу, то и делаю». Тогда я, — глаза Аси стали широкими, — пригрозила, что мы передадим дело в суд, и ее лишат материнства. Ах, если бы вы только видели, как она перепугалась! Разрыдалась, обещала исправиться.

— И вы верите ей?

— Не знаю. У нее абсолютно нет никакого представления о том, как надо воспитывать сына. Она не знает, где с сыном надо лаской, а где таской. Витяка убегает от побоев на чердак или в котельную. А когда является домой с повинной, мать бьет его так, что соседи вырывают его из ее рук. Мальчишка безнадзорный. Теперь он бросил школу. Хулиганит. Имел семь приводов в милицию. Стал воровать по мелочам. Вчера я разыскала Витяку на чердаке. Позвала домой. Не пошел и ругался последними словами. Тогда я привела Изю, и мы вдвоем тащили его, вернее, тащил один Изя, а я помогала.

— Этого милого мальчика, — обратился Изя к Анатолию, — директор школы характеризует так: невыдержанный, шкодливый, раздражительный, неусидчивый.

— Привели домой, — продолжала Ася, — соседи подняли крик: «Вон его!» Мы хотели послать Витяку на лето в пионерский лагерь, а мать не пускает. «Я, говорит* его так люблю, что нет мне без него жизни».

— Парень погибает на глазах, — подхватил Изя, — парень погибает от этой… я не подберу слов, материнской любви. Мы уговаривали Полину дать согласие на то, чтобы послать Витяку в колонию. Там бы он окончил школу и получил бы специальность. А она в крик: «Только через мой труп!» Театральный эффект!

— Да, эффект, но нам от этого не легче… — Ася развела руками.

— А ведь есть такие мамы, которые не только просят, — сказал Изя, — но даже умоляют, требуют послать своих сынков и дочек в колонию. А эта — ни за что!

— Некоторые просто хотят отделаться от «трудных» детей, — заметил Панин. — Это иногда бывает в неблагополучных семьях. После развода появляются новые «папочка» или «мамочка». Являются они сюда и просят послать пасынка или падчерицу в колонию, как «неисправимых». А проверишь — ребята хорошие.

— На Витяку уже нацелились воры, — предупредил Изя.

— Откуда вы это знаете? — взволнованно спросил Анатолий.

— Есть сведения. Полина дождется того, что этот Витяка выкинет такое!.. Тогда он попадет в колонию, но уже не в воспитательную, а в трудовую.

— Вот теперь и решайте, как спасти мальчика, — подытожил Панин.

— Я бы сделал так: мать устроил шофером, вернул бы к любимому делу, а уж потом решил — стоит ли посылать сына в воспитательную колонию, — сказал Анатолий.

— Но ведь она лишена шоферских прав по суду.

— Надо добиться досрочного возвращения ей прав, хотя бы с условием работать не в Москве.

— Пробовали, — сказал Изя, — ничего не получилось, да и она не хочет писать ходатайств. Болезненная обидчивость…

— Опять начинается сказка про белого бычка? — подал свой голос Сенковский.

— А что ты предлагаешь, кроме поучений? — в сердцах спросила Ася. — Раскачиваться на стульчике и цедить сквозь зубы?

— Меня это уже не интересует. Я переключаюсь на взрослые дела. Пусть новый энтузиаст решает.

— Хотите, я займусь этим делом? — предложил Анатолий.

Панин с шутливой торжественностью потряс поднятыми руками, призывая небо в свидетели.

— Я вам помогу, — обещала Ася.

Анатолий попросил адрес Витяки.

Между тем молодой лейтенант, к которому все обращались то со словами «товарищ Хлопунов», то «товарищ лейтенант», закончил в своем углу разбирательство дела и сдержанно, но строго выговаривал провинившимся. Один из мальчиков, забыв о платке, судорожно зажатом в правом кулаке, вытирал кулаком мокрый нос, второй как завороженный уставился на лейтенанта.