Запахивая куртки на груди,

И шаг за шагом, веткою за веткой,

По сантиметру считанному в год,

Возможно, дуб приблизится к соседке,

Как я к тебе, когда пора придёт...

«»»»»»»»»»»»

Гром и молнии ты запомнила,

А мои поцелуи нет!

И зачем напрягал я в комнате

Свой незыблемый авторитет?

И подушку под бок подкладывал,

Чтоб удобнее всё слилось

И дышал беспокойно в пряди я

Светло-русых твоих волос.

Бились в окна чернильно-синие

Тучи мокрого октября,

Пробирался мороз низинами,

Ледяное с водой творя;

Били молнии ярко-жёлтые,

Прошибали дубам кору,

Переломанные, истёртые,

Равнодушные к злу-добру!

Ты плечом пожимаешь сухонько:

Были грозы, а как же, да!

Но любовное аханье-уханье

Растворила в себе вода!

Растворилась и жёлтой пеною

Нам плеснула по дням-годам,

Пресновато-обыкновенная,

Не способная к чудесам!

Королева моя французская

С пасторалью былой в уме,

Я пахал так, как пашут русские,

Эти годы волом в ярме!

Да, без паруса, без романтики,

Без чечёточного «люблю»

Не держа на ладонях фантиком

Лебединую стать твою!

Не метал огневыми стрелами,

А крутил свои жернова

И погоду не переделают

В сердце брошенные слова!

Я упрямей лесного лешего,

Ты живёшь в небывалых снах,

Жизнь царапается в безгрешную

Суть октябрьского окна...

«»»»»»»»»»

Когда затихнет город и луна

По ряду книг пройдётся Геростратом,

Лучами выжигая имена

И спрятанные за картоном даты,

Я разложу перед собой листы

На старый стол, протёртый под локтями,

И расскажу ему, что значишь ты

В случайной переписке между нами.

Он всё поймёт, ему не привыкать

К бесчисленным порезам и проколам,

Ему бумага пух воротника,

Закрывшего следы от произвола

Старинных ручек с кляксой на пере

И от российских шариковых ручек,

Капризных, как туманы на заре,

Сползающие в озеро по круче.

Он всё поймёт, он столько пережил,

Ему бока поджаривали лупой

Два сорванца со стрижкой под ежи

И с масками индейцев Гваделупы.

Его пытали огненным борщом,

Ему пилой пропиливали раны,

Чтоб залепить их мякишем потом

И сверху лить лечебную сметану.

Ах, старый стол из сталинских времён!

Я вытащил тебя из канцелярий,

Ты был, по сути дела, обречён

Гореть в неисторическом пожаре!

Седой завхоз, услышав мой призыв,

Моргнул, и я смотался к магазину,

И ты, ломая весом наши спины,

Пополз в окно под шорохи грозы.

Я не скрываю, кто-то из детей

Был на тебе зачат посерединке

И под тобой стояла без затей

Корзинка с нашим первым буратинкой.

Внимала коммунальная судьба

Покорным стонам или непокорным

И ныла пионерская труба

Перед тобой молоденьким леггорном.

Сегодня внуки строят корабли,

Ракеты строят на дубовой стати,

Столешницу на части разделив

И в караул поставив по солдату.

Плывёт ко мне дымок пороховой,

Бесчисленны бумажные патроны,

А ты, по канцелярски деловой,

Ноль пониманья к этим закидонам…

И я молчу и жду, когда луна

Утихомирит воинские части

И внуки забасят во время сна,

Доверив ей несыгранные страсти,

И разложу перед собой листы

Между ракетами и кораблями,

И расскажу ему, что значишь ты

В случайной переписке между нами.

«»»»»»»»»»

Мыши крадутся, слышишь,

С цепкими коготками?

Это гуляка-ветер

По обнажённой крыше

Щёлкает каблуками,

Или вершит вендетту,

Размахивая стилетом,

На жести пятьсот отметин,

Сурик ползёт слоями.

Нет, это всё же мыши

Перегрызают плинтус!

Ты придвигайся ближе,

Я на сантим подвинусь.

Не укушу, не бойся,

И отделяйся пледом,

Слагаю с себя геройство