Шрифт:
Доири. Неспешным шагом он двигался вглубь комнаты, обходя мое растянутое на голых досках тело. Я не могла видеть его лица, я видела только ноги, но и этого мне хватало, потому как слышать - слышать я, к несчастью, могла все.
– Ну? И что у нас сегодня? Оно, правда, стоило того, чтоб я бросал дела и летел сюда через Бездну?
– Обижаешь!
– в голосе Мусика сквозит самодовольная ухмылка.
– Помнишь девку, которая отказалась сесть в твою машину? И подружку за собой утащила? Ты еще сказал, что ее нельзя трогать, потому, что она принадлежит другому? Так мы проверили: никому она не принадлежит! И никогда не принадлежала. Так что, с сегодняшнего дня - она твоя, дарю!
Впрочем, нет, «...рю» у него, кажется, не получилось. Его смазал звук пощечины, свалившей мальчишку на пол. Теперь я вижу его хорошо. Полностью. Далее, без паузы, следует удар в живот. Ногой, разумеется, мальчишка же лежит. И с размаха в лицо. И тоже ногой. Что-то, вроде, хрустнуло, показалась кровь.
– За что?
– наконец-то вместо самодовольства я слышу потрясение. Не жалко. Даже, если убьет его прямо здесь и сейчас - не жалко.
– За что?!
– страшно шипит Доири.
– Да ты хоть понимаешь, мразь, с кем ты меня столкнул?! Что со мной будет теперь за этот тухлый бурдюк с кровью?! Я ж сказал тебе, человеческим языком сказал: не трогай. Чужая она. Причем не просто чужая, а... Да лучше на другую сторону дороги перейти, чем хоть что-то у него пальцем тронуть!
– Но Доири...Я же говорю... Мы проверили... Нет на нее контракта. Не заключался. Никогда. Никакой! Она твоя. Чистая, - он так и сидит на полу, не осмеливаясь подняться.
– Он авэнэ, придурок! Ему не нужен контракт! Ему достаточно заявить на нее права! Что он и сделал, отдав ей конэсэ! И теперь ему достаточно одного свидетеля! Одного единственного, кто видел ее с конэсэ - и мне не жить! Ты это понимаешь, змееныш? Под что ты меня подставил?!
Доири боялся. Он реально боялся, и это внушало надежду. Меня отпустят. Они сейчас все переиграют, и меня отпустят. Вернут хозяину с извинениями и перевязав бантиком.
– Кстати, где оно?
– Вампир пнул ногой мои косы.
– Где конэсэ?
– Я не знаю...
– Где?!
Дрожащей рукой Мусик достает из кармана заколку и протягивает вампиру.
– Издеваешься? Я это не возьму. Брось на пол...
Заколка падает в кучу моих волос. Тянется пауза. Доири мучительно размышляет.
– А впрочем, - судя по голосу, он явно нашел выход, - мой дядя стоит нынче куда дороже, чем опальный авэнэ... И ему придется сначала доказать... Сначала найти... А он никогда ее не найдет! Да. Решено. Ты прав, Мусик. Он думает, что если авэнэ - то я стерплю. Забуду. Пусть ищет, Мусик, пусть ищет.
Судя по голосу, он явно повеселел.
– Ты!
– вампирские ноги поворачиваются к одному из...палачей, я не знаю, как обозвать их иначе.
– Идешь к секретарю, берешь у него список всех, кто присутствовал на заседании. А так же всех, кто производил арест, вел допрос, обслуживал в камере. Всех до единого, включая присутствующих. Те из них, кто сейчас на месте, пусть ждут меня в зале суда. Остальных вызвать туда же. И пусть принесут все до единого документы по этому делу.
– Но там сейчас заседание...
– Остановить, отменить, перенести!.. Ты!
– ноги поворачиваются к следующему.
– Берешь заколку, едешь за город. Находишь там сортир - деревенский такой, классический. Чтоб дырка в полу, а внизу вонючая жижа. Заколку утопишь там. А сам утопишься в ближайшем водоеме, чтоб мне с тобой не возиться. Исполнять.
Двое выходят.
– Что у нас с клеймом?
– Ж-дали тебя, Доири. Ты ведь любишь развлечься. Я даже кочергу велел приготовить, чтоб кричала слаще. Мы можем начать прям сейчас, если хочешь, - голос перепуганный, заискивающий. Но уже с надеждой, что все обойдется. Чем больше надежды у него, тем меньше у меня. Но Анхен придет. Вот прям сейчас и придет. Он успеет!
– Чтоб он отыскал ее потом по следам от моих забав? Я не безумен, маленький, я и пальцем ее не трону. Клеймо поставишь только мое, личное, - он кидает железку в руки одного из тех, кто сидит перед разожженным камином.
– Клейма суда не ставь, пусть будет такая же, как весь мой скот... А кочерга... А кочерга нам пригодится, маленький. Уверен, у тебя тоже найдется, куда ее воткнуть!
– Доири, нет, пожалуйста, не надо! Доири, я же люблю тебя!
– Да? Ну что ж, я, пожалуй, еще отвечу тебе разок взаимностью. А потом с удовольствием послушаю твои прощальные крики. За ошибки надо платить, маленький. А за серьезные ошибки - платить серьезно. И что ты так испугался этой кочерги? Тебе ж раньше так нравилось орудовать ей... Надо ж когда-то и самому... оценить всю прелесть. Что, готово клеймо?
– Да, светлейший. Прикажете начинать?
– Погоди. Ты же видишь, я не готов. Вставай, Мусик. Ты ведь знаешь, куда и как. Мое удовольствие должно быть полным.
А потом ягодицы коснулось раскаленное железо, и в судорогах адской боли билась последняя мысль: не пришел. И мир наконец-то поглотила полная тьма.
Очнулась от удара тела о землю. Даже не сразу осознала, что это мое тело вывалили из ящика куда-то в некошеную траву. И ушли. А я осталась лежать на этой траве. Где-то, под небом, под солнцем. Ветер обдувал, трава колола, земля была неровной, да и камни присутствовали. Я не привыкла лежать на травке, я городская девочка. Была. Когда-то. Давно, в прошлой жизни. Не помню, чьей. Но быть на улице без одежды - я тоже не привыкла. Поэтому, даже не открывая особо глаз, не оглядываясь, не выясняя, одна я или есть кто рядом, я чувствовала свою обнаженность. Каждым прикосновением ветра, каждым касанием земли и травы. Хотелось спрятаться, укрыться, забиться в нору.