Повариха сделала широкий жест рукой в сторону ведер с картошкой: -…Полезное с приятным… Тебе полезно, а всем остальным на обед будет приятно!
– И улыбнулась добродушно.
– Ну, работай, казачка!.. К утру, глядишь, и управишься… Глазки только, смотри, почище выковыривай…

И покачивая толстым задом, направилась к выходу…

–  Утка!
– Устало проговорила Маша, и очередная очищенная картофелина упала в огромную алюминиевую кастрюлю, наполненную водой, брызнув водой во все стороны.
– Жирная кряква!..

И в этот момент в коридоре послышались девичьи голоса, сдержанные смешки, и в помещение, где отбывала свой внеочередной наряд Маша, вошли ей подруги:

–  О-о!!! Привет трудовому народу!
– Весело проговорила Леся.
– Какими темпами у нас чистится картошечка? Завтра хоть будет чего пожевать, или опять будем овсянкой питаться? Надо поднапрячься, подруга! А то мы здесь уже столько овса съели, что лошадям стыдно в глаза смотреть!..

Капа, Ольга, Зарина вошли вслед за никогда не унывающей одесситкой из темного проема открытой двери, и остановились не пороге, окидывая пытливыми взглядами «поле боя»…

Маша только подняла голову навстречу, молча, шмыгнула носом, и… Продолжила, гордо и невозмутимо чистить картошку…

–  Сколько еще осталось, Маш?
– Спросила Зарина участливо.

–  Не видишь, что ли? До утра хватит… - Проговорила Ольга, и уселась упругим задом на угол стола.
– Кто-то из ученых давно сказал, что труд из обезьяны сделал человека…

Маша бросила на нее злой взгляд, и молча, продолжила свою работу… Но видно обида, все же, плескалась в ее душе, потому что она швырнула очередную очищенную картофелину в кастрюлю под таким углом, что туча брызг полетела точно на брюки Ольги.

Ольга невозмутимо посмотрела на свои мокрые галифе и так же невозмутимо проговорила:

–  Да только, видно, ошибся тот ученый… Не из каждой выходит человек…

Девушки прыснули от смеха, а Маша еще ниже наклонила голову к ведру…

–  Хватит ржать, девки!
– Вскинулась Зарина.
– Что не видите, что человеку и так тошно!

Леся подошла к Ольге, и проговорила наставительно, подняв указательный палец вверх:

–  Кто-то, тот, который сказал про обезьян, наверное, был прав, принцесса! Но!!!
– Она сделала истинно театральную паузу.
– Он сказал это, не подумав, а чужие глупости повторять - еще глупее!

–  Какие это глупости?

–  А такие!!!
– Проговорила одесситка торжественно.
– Он не понял одного!!! Обезьяна слезла с дерева и взяла в руки орудие труда совершенно не для того, чтобы превратиться в ломовую лошадь!!! А то у наше Мыши, и в самом деле, получается как у той лошади в ее день рождения!

–  А это как это?
– Не сообразила чопорная москвичка.

–  А так!
– Улыбнулась Леся и, торжественно и громко произнесла.
– Голова в цветах, а задница в мыле!..

Вот тут уже засмеялись все, включая и саму Машу, а Леся невозмутимо продолжила монолог, обращаясь уже к «пострадавшей»:

–  Чего это старшина на тебя так взъелась, Мышь? Уж который месяц, а она тебя раз за разом все в наряд и в наряд… И вроде бы однофамильцы… Могла бы и пожалеть… Она что, так свои фамилию не любит?
– И не дожидаясь ответа, уперев руки в бока, она оценивающе оглядела ведра с картошкой, и повернулась к подругам.
– Ну? Чего застыли, девки? Тут делов-то - кот накакал…

–  Наплакал… - Проговорила Ольга.
– Правильно говорить эту поговорку надо: «Кот наплакал»…

–  Это в Москве коты плачут!
– Ответила Леся и решительно уселась рядом с Машей на соседнюю табуретку, взяв в руки нож.
– А в Одессе коты только какают где не попадя, да орут по ночам, как оглашенные… Ну что, девчонки? До отбоя управимся? Налетели!

–  Еще чего не хватало?
– Проговорила обиженная Ольга и надула губы.
– Она наряды будет хватать, а мы за нее впахивать будем?

–  Глядишь, и из тебя что получится, сама говоришь - из обезьяны в человека!
– Проговорила Капа и присела на третий табурет, и улыбнулась, посмотрев на Лесю.
– В лошадь же тебе никто превращаться не предлагает!

–  Пошли, что ли? Принцесса… - Проговорила Зарина, занимая половину последней табуретки, и оставляя место для Ольги.
– Приобщимся к народу! Коллективный труд, говорят, облагораживает… …Очистка картошки значительно ускорилась, ведра стали пустеть гораздо быстрее, и Маша уже начала надеяться, что ей сегодня удастся поспать хоть несколько часов, свернувшись калачиком на тюфяках в подсобке кухни - наряд есть наряд, и сутки надо было отслужить именно здесь…

–  Слушай, Лесь… - Проговорила вдруг Капа, бросая в чан очередную очищенную картофелину.
– Вот мы друг про дружку уже почти все знаем, а про тебя почти ничего… Ну, кроме того, что ты коренная одесситка… Одесса же уже почти год под немцами… Как же ты сюда-то попала?

Леся улыбнулась, но… Не так, как обычно - лицо ее приняло выражение жгучей горечи:

–  Да что рассказывать, девчонки… Веселого мало…

–  Расскажи, Лесь!
– Проговорила Маша.
– Расскажи, а? Ты всегда такая смешная, но… Иногда смотришь на тебя…