Если в 1862 году в училище состояло 13 учащихся обоего пола «без различия сословий и вероисповеданий», то к началу 1899-го их было уже 155 человек. Но главный рост был не количественный, а качественный. Так, Павел Михайлович начал с усовершенствования методов преподавания. «Вначале занятия с глухонемыми живой речью были поставлены довольно примитивно, и Павел Михайлович на свои средства отправил директора Д.К. Органова за границу ознакомиться с постановкой дела в аналогичных школах»923. Была принята новая программа развития способностей у глухонемых. При училище появились мастерские, и детям, помимо общеобразовательных предметов, стали преподавать ремесла. Мальчики обучались сапожному, портновскому, столярному, токарному, переплетному ремеслам, техническому рисованию и типографскому набору. Девочек учили составлению рисунков для женского рукоделия, кройке и шитью белья и женской одежды. «... Вся мебель, носимое воспитывающимися платье, белье и обувь заготовляются для Училища самими учащимися»924.

Вслед за этим Третьяков озаботился вопросами размещения училища. Если в 1860-х — начале 1870-х оно ютилось по съемным домам — на Малой Бронной, потом близ Лубянки, — то в 1873 году Третья к cmjcy пил для училища участок земли в Замоскворечье, на Донской улице. Имевшееся на земле строение было перестроено в 1873—1875 годах А.С. Каминским. Павел Михайлович «выстроил... громадный трехэтажный дом, развел сад и огород, который возделывали ученики под наблюдением учителей»925. Позже Третьяков на собственные средства расширит владения училища за счет покупки трех граничащих с ним участков, а в саду появятся стеклянная оранжерея и шесть беседок926.

Третьяков был больше чем просто жертвователем. Он отдавал училищу немало сил и времени. Так, Третьяков сам разыскивал потенциальных учеников. В 1865-м он писал Т.Е. Же- гину: «... у дедушки Ефима Яковлевича Горина, саратовскага 2 г[ильдии] купца, есть семилетний глухонемой внук; если вздумают отдать его в наше заведение, то Вы можете поручиться, что заведение наше не какое-нибудь спекулятивное, а истинно полезное и чрезвычайно благодетельное для этих несчастных. Обучение с полным содержанием стоит в год 200 р[ублей], но берем и больше, не отказываемся; семилетний возраст самый удобный для начала обучения. Если можно, то посоветуйте Горину не откладывать»927. Часть учеников из неимущих семейств училась на стипендии П.М. Третьякова.

В.П. Зилоти вспоминает об Арнольдовском училище: «... оба наших родителя посвящали ему много времени. Они выбирали новых учителей и учительниц из своих близких друзей и даже родственников, которым они могли довериться, что детей они не обидят... Вера Николаевна... была обожаема девочками, а Павел Михайлович — мальчиками... Павел Михайлович ездил в училище так часто, как мог, бывал в классах, сам делал проверочные и весенние экзамены. Но... ему стало времени не хватать на все его дела. Он решил просить супругов Станкевич (Александра Владимировича и Елену Константиновну) разделить с ним попечительство в училище. Станкевичи дали согласие и были дельными попечителями... Мы бывали на всех экзаменах, на ежегодной елке, играли с детьми в игры. Всех знали по именам, знали судьбу каждой девочки... Мои сестры, жившие в Москве, впоследствии стояли близко к училищу»928.

Сколь прочно Арнольдовское училище вошло в личную жизнь купца и членов его семьи, видно из воспоминаний М.К. Морозовой. Она пишет: «... летом Третьяковы нанимали имение Ку- ракино, по Ярославской железной дороге, станция Тарасовка, с очень красивым старинным белым домом и парком. Мы туда изредка ездили, и у меня осталось воспоминание о встрече там с глухонемыми девочками из Арнольдовского училища для глухонемых, попечителем которого был Павел Михайлович. Эти девочки приезжали туда большими группами в гости и погулять в парке. Мы были очень заинтересованы ручной азбукой, с помощью которой эти девочки объяснялись между собой, и мы очень радовались, когда нам удавалось самим что-нибудь сказать им знаками и получить ответ»929.

Особенно масштабным участие Третьякова в делах училища стало после кончины сына (1887). Официальная сумма, которую Третьяков жертвовал Арнольдовскому заведению, не менялась по крайней мере с 1885 по 1897 год, составляя 1500 рублей. Тем не менее действительный масштаб его вклада в училище увеличился. В1890—1891 годах он построил комплекс из нескольких хозяйственных строений и больницу на 32 кровати. Именно Павел Михайлович под именем «неизвестного» покрывал регулярный дефицит училищного бюджета. Исследовательница Т.В. Юденкова пишет: «... о серьезности участия Третьякова в делах Арнольдовского училища говорит следующий факт: после смерти П.М. Третьякова дирекция училища обратилась в Московскую городскую думу, признав, что все учебные, воспитательные и хозяйственные вопросы “лежали почти единолично на покойном” и теперь оно не имеет возможности существовать самостоятельно без поддержки П.М. Третьякова, который “положил всю свою душу на это дело”»930.

Своих деяний Павел Михайлович не афишировал...

О меценатстве Третьякова говорилось довольно много, поэтому здесь будет кратко сказано лишь об основных пунктах.

В 1876—1877 годах Павел Михайлович оказал помощь крупному этнографу и антропологу Н.Н. Миклухо-Маклаю, ссудив его 1000 рублей на экспедиционные расходы в Океании. И.С. Тургенев, выступавший посредником между ученым и меценатом, писал Павлу Михайловичу: «... Вы уже доказали фактами свою готовность служить искусству и науке... Люди стучат только в ту дверь, которая легко и охотно отворяется »931. Начиная с 1869 года и на протяжении по крайней мере десятилетия Третьяков регулярно спонсировал существование русскоязычной газеты «Рижский вестник». А в 1894 году, по личной просьбе профессора Московского университета, историка и искусствоведа И.В. Цветаева, Третьяков оплатил гипсовые слепки с находящихся в Риме античных скульптур для Кабинета изящных искусств при Московском университете. Впоследствии Кабинет превратился в Музей изящных искусств на Волхонке (ныне — Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина). Но при всей своей значимости эти действия мецената теряются на фоне главного поступка его жизни.

Вершиной меценатской деятельности Павла Михайловича стало пожертвование им галереи отечественной живописи в дар Москве.

25 июля 1892 года неожиданно скончался горячо любимый брат Павла Михайловича, его друг и помощник в делах — Сергей Михайлович Третьяков. «... Братья — ни тот, ни другой — не думали, что Павел Михайлович переживет. Сергей Михайлович был моложе, хотя на два года только, но он был такой свежий, бодрый. Он давно не занимался торговыми делами, участвуя лишь в совещаниях и решениях важных вопросов. Он вел образ жизни более подвижный, нежели Павел Михайлович, да и раньше никогда не сиживал часами за конторкой, как Павел Михайлович»932. Тяжелая потеря. Но... печалиться было некогда. Настала пора решать насущные вопросы. Первый из них — как быть с галереей?