Мы решили поехать в Арьгентину сеять помидоры к брату Степану, поехали с Андрияном. Приезжаем в Рио-Колорадо к брату Степану. Да, действительно, живёт хорошо, вся техника хороша, етот год у его восемьдесят гектар помидор, четыре группы боливьянсов, помидоры хороши.

Фабрика «Кампагнола» сеяла шесть тысяч гектар помидор во всёй етой зоне, разделена на разные сельския хозяйства, брат Степан выдался на шестое место. Молодес, умел работать, брал новыя земли, раскорчавывал и почти без процентов сеял помидоры. Хозяевам земли выгодно, что получут через три года землю чисту, Степану выгодно: низкий процент, всего восемь – десять, земли новы, помидоры хороши, болезняв мало. Степан сеял рано, не боялся заморозков, небольшие инеи хоть и обожгут, но всё равно отрастают, на песчаных землях быстре вырастают. Степан уже три раз открыл фабрику. Приходит урожай, приезжает на фабрику, наспели помидоры, директор Марио Консети говорит: «Ишо рано, через пятнадцать дней откроем», Степан протестует, посылают инженеров, проверяют: да, надо фабрику открывать. Степан в Рио-Колорадо прославился, все его любили. Но уже второй год кризис, фабрика роется [182] , потому что не может продать томат-пасту, дети у него ленятся, не слушаются, Степан нервничат, говорит, всё надоело. Мы с Андрияном помогли ему убрать урожай, сестра Степанида со своими детками тоже ему помогала. Молится Степан сам себе, Иона с Пашкой тоже сами себе, враждуют. Мы нашли близко от Степана землю двадцать пять гектар с домом, но надо корчевать. Купили у Степана один трактор, «Форд», восемьдесят лошадиных сил, и стали чистить.

Наша семья уже была с нами, оне привезли и рабочего Естебана. Стал спрашивать:

– Зачем вы его привезли?

– Не хотел оставаться, неотступно просился.

Стал спрашивать у него:

– Что ты думаешь?

Он говорит:

– Хочу с вами жить, в вашу веру перейти и жить, как вы живёте.

– Но ты не выдюжишь, всё бросишь и уйдёшь.

– Нет, я не брошу, мне ваша жизнь нравится.

– А посты, правила?

– Ну и что, вы же живёте, и я буду жить.

– Хорошо, давай так сделаем. Когда научишься говорить по-русски, молиться, читать, тогда мы тебя окрестим.

Он обрадовался, согласился, я строго наказал своим детям:

– С сегодняшнего дня его учить ко всему, не издеваться, а быть как с родным братом.

Он старался учился, читал, писал, говорил, но перво не получалось, а потом стал говорить с каждым днём лучше.

Зимой нечего было делать, всю землю приготовили, надо ждать весны. В Боливию приехали восемь семей из США синьцзянсов знакомых: Егоровы с сыновьями и зятевьями и с ними Андрон Усольцев. Говорю Андрияну:

– Слушай, чичас нечего делать, поехали в Боливию, посмотрим девок. Знаю, у Андрона хорошая девка, у Егоровых посмотришь.

Он говорит:

– Мне понравилась Нилка Андреява.

– Ты сдурел? Андрей запивается, мать в бардаке работает, старшая сестра Фанка – уже слухи идут нехороши.

– Но она разна от них [183] , за чё-то её все любят.

– Да, ето правда, и вон кака красивенькя.

– Ну да.

– Но, Андриян, подумай, тебе двадцать лет, а ей тринадсатый год идёт, ты что, обезумел? Надо ишо ростить её.

– Но и что, вырашшу. Но зато знать буду, что жена. Посмотри, что делается в деревнях в Уругвае, все девчонки проститутки.

– Как ты знашь, такое мелешь?

– Да всё знаю.

– Не дури, поехали.

– Ну поехали.

Собрались, поехали в Боливию.

Андрей Русаков жил на ограде у маме, доржали полдома. Я когда увидел Андреявых деток, у меня сердце сжалось: все грязны, косматы, дома всё разбросано, мама рассказыват, что Андрей часто не быват дома, приходит пьяный, ничто ему не нужно, дети живут на произвол, часто приходится кормить, Фанка уже шлятся, одна Нилка смотрит за детями, но хто она – ишо дитё. Стану говорить Андрияну – «Не лезь, без тебя знаю».

Говорю:

– Андрияну понравилась Нилка.

– Вы что, сдурели? Кого брать-то? Посмотри на ихно племя, один бардак.

– Но вы все говорите, что она разна.

– Говорить всё можно, но какой будет результат?

Мы поехали в Боливию, заехали к дядя Марке, вижу, что состарился, выглядит намного старше, а он самый младший из семьи, тесть выглядит намного моложе. В гостях у дяде Марке сестра, тётка Арина, Марфина крёстна, с сыном Яшкой, тоже еле-еле ходит, ей всего пятьдесят семь лет.

– Что с тобой, тётка Арина, так состарилась?

– Да дети да внуки доведут до муки. Знашь что, Данила, жить совсем нисколь не охота, смерть бы пришла, я бы обрадовалась.

Я ей поверил, и мне стало её жалко. Ето была красива, крутая [184] , енергична женчина, муж был Кирил Ревтов, Поликарпов брат, у него в 1980-х годах завёлся рак на шшаке, сколь лечили, операции делали, но не могли спасти, он умер и оставил ей шесть сыновей, одну дочь. Жили они в Масапе. При Кириле была очень порядошна семья, но когда остались одне, всё у них пошло кверх ногами, дошло до того, что младшия сыновья превратились в наркоманы – ето целая история, на ето надо посвятить сэлую книгу. Но тётка Арина уже не жилес, сразу видать, что мало проживёт. И на самом деле, после нас через четыре месяца она умерла, Яшка остался один, братьи уже все женаты, он хватился, что остался один, матери больше нету, всё спомнил, сколь он матери зла причинил, очень плакал и уехал в Россию на Дубчес в монастырь.

Андрияну Андронова девка, дочь Андрона Усольцева, понравилась, я её знал в США: добра, стройна, красива, ласкова, кротка, ей Андриян тоже понравился. Андриян праздновал с ней, высватал, сказал мне: «Пошли сватать». Андрон против не шёл, мать Афросинья также, договорились свадьбу играть после Успение, длинным мясоедом, свадьба будет в Аргентине. Мы поехали домой, стали готовиться к свадьбе, мы с Марфой были довольны, что люди добры, знакомы.

В США, как дети жили развратно, родители старались посылать и везти в Южну Америку, женить и отдавать, и так многи поженились и вышли. Из США родители были довольны, что ихны зятевья и снохи жили по закону, но в Южной Америке родители были недовольны, что зятевья и снохи развратны.