– Ты сама шла за етого парня?

Она:

– Да.

– Я не могу её доржать, ты вольна.

С Неонилой была с Федосьиной дочкой Ленкой, той стало неудобно.

Вернулись уже утром. Приезжаем к Русачихе, оне уже все в сборе, ихна тайна раскрылась. Мы с собой захватили тётку Фетинью и Ольгу – Кондратову мать и сестру. Получился спор, мы уговаривали и стыдили их, Андрей сразу сдал, бабушка Русачиха тоже сдала, но Федосья так и не сдала, на её нихто не стал брать внимание. Договорились так: в воскресенье будет свадьба, невесту забирам, девишник будет у Пашке. Уже была пятница. Стал говорить тётке Фетинье:

– Никогда не подумал, что такой Кондрат.

Она отвечает:

– Толькя что узнали? Ето такой тугоносый [186] , Савелькя намного лучше, а его за человека не шшитают, а етот тихенькяй. Вот и смотрите.

На свадьбу приехал сват Андрей да сватья Русачиха, Федосья с Иваном так и не приехали. Венчал Марк Иванович Чупров, он тоже приехал в Рио-Колорадо сеять помидоры. После свадьбе Марке попало от тестя Ивана Даниловича Берестова, что он свенчал. Марк говорит мне:

– Андриян играл с нашай Веркой, а брать не стал, почему так? Я в Уругвае слыхал, что молва шла, что Чупровы говорили: куда он денется, побегат-побегат да придёт сватать. Мне ишо чудно показалось: как так, говорили: Зайчаты, ишо сватать придёте, а тут забегаете. Но всё так прошло.

Стал спрашивать у Андрияна:

– Почему так сделал: играл с Веркой, а взял Неонилу? Марка обижается.

– Хошь знать правду?

– Конечно, хочу.

– Она сама лезла, я с ней ночевал, но у ней шире бабушкиной. Я стал у ней спрашивать: почему ты нечестна? Она стала врать, что она честна. Она мне сразу опротивела. Возми её – она будет таскаться с каждым.

Мне пришлось замолчать.

Звонит Илья, просит помощи: авария, сломал ноги на мотосыклете. У нас деняг скудно: посеяли двадцать пять гектар помидор, арендовали ишо земли, посеяли двадцать пять гектар луку. Степан пожалел, выручил, послал ему пять тысяч долларов.

Вскоре пошли слухи, что у Илье бывают каки-то необычные виденье. Марфа стала мне рассказывать.

– Да прекрати, что, Илюшку не знаешь? Вруша, да и всё.

Время шло, новости всё боле и боле о нём идут. Что такоя, где он берёт? Всё предсказывает, старо и будуща, некоторы новости действительно интересны. Мы стали сумлеваться, Степану рассказал, Степан тоже задумался.

Потом звонит, говорит, что переезжает к нам. Мы им посеяли бакчи, нашли домик, Марка уговорил Иону и Степана, чтобы смирились [187] , упросил, чтобы молились вместе. У Степана построили временную моленну из досок, стали молиться. Нас стало шесть семей, Марка замолитовал, мы его попросили, чтобы был временным наставником.

У нас помидоры, лук росли хороши, у Степана также.

Тут приехали Илья с Устиной, мы их устроили. Я вижу, что он молчит, стал спрашивать у него:

– Что молчишь? Рассказывай, каки у тебя виденье.

Молчит. Допытываю – молчит. Я увёл его ото всех, стал допытывать – молчит. Тогда я решил заклять его:

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, сознайся, правды или врёшь.

Он заплакал и говорит:

– Да, ето всё правды.

– А что молчишь?

– Ждал твоего заклятья.

– Дак етого нельзя!

– Для добра можно.

– И хто к тебе приходит?

– Георгий Победоносец.

– И сколь время как уже приходит?

– Ишо мы жили на острове. Но когда жили в Ново-Берлине, не стал приходить, сказал, что «чичас будете жить беззаконно, не могу приходить. Ты возмёшь Устину Ануфриеву, тогда вернусь к тебе. На отца можешь надеяться, Степан хороший дядя, но слабый духом. За тобой все пойдут, но потом все бросют. Жизни остаётся мало. Во всех странах пойдут непорядки». – «Но что делать? Можем жить в миру». – «Но будет очень чижало. Уйти в горы или в леса – будет намного легче, но нихто не выдюжит». – «А что делать?» – «Поститься и молиться и молиться». – «Какой нонче будет урожай?» – «Урожай будет очень хороший, но вы не сдадите, всё останется на пашне, будет кризис».

Добавил:

– Ты сумлеваешься?

– Да.

– Я тебе скажу коя-что, что толькя ты один знаешь. Ты когда был в ребятах, начал курить. Ты не курил по-настоящему, не умел. Однажды вы стояли возле клуба кина, ты попросил у Григория сигарету, он тебе ответил: «Курить не умешь, толькя табак переводишь». Ты его спросил: «А как курют?» Он набрал дыму и вдохнул в себя: «Вот так». Он дал тебе сигарету, ты набрал дыму, вдохнул в себя, у тебя голова закружилась, и ты без памяти упал. За ето тебе двадцать лет правила. Потом стал жить развратно, менял девушек часто, ни одне тансы не оставлял. Но ты страдал и плакал и Бога просил, чтобы тебя за ето наказал и напасти послал. Вот поетому така твоя жизнь. И когда жили в Чили, ты учил, к тебе пристала девушка югославка по фамилии Солхансик, ты маме изменил, а ето за всё Петрово тебе покаяние. Нельзя тебе стоять наставником, толькя можешь помогать и учить.