Между тем Жвачкин не собирался бросать тему разделения сфер влияния. Он все ждал, когда последует предложение сделать его президентом сухопутной части планеты. Наподобие человеческого общества у них тоже должен быть Совет Управления и его руководитель.

— Людям под водой будет хорошо, — доброжелательно радовался за них он. — Всегда одинаковый климат. Что касается еды, так ее целый океан. Еще больше, чем на суше. Отличное сырье для подводных кушальниц. Мы сверху будем помогать живущим под водой. А также заниматься поисками оставшихся на Земле людей и переправлять их вниз.

— А излучение?

— Что излучение? А амулет Альфа зачем? Найдем, нацепим и переправим. Люди приручат себе акул, осьминогов, каракатиц.

И будут у них домашние животные. Не хуже, чем раньше. Нам наверху придется тяжелее. Самим выживать и людям помогать. Мне, как президенту, будет особенно тяжело, но я не жалуюсь.

— Шоколадик, не волнуйся так сильно. Похоже, не быть тебе президентом, — с искренним участием посочувствовала тому Аза.

— Это почему же? — настойчиво стремился к трудностям и тяжестям президентской жизни Жвачкин.

Очень просто. Президентом обычно бывает тот, кто ничего конкретно не умеет делать. В чем заключается его основное занятие? Дать задание построить дорогу, слетать в космос, открыть новый закон. Если бы он сам это мог, зачем тогда было бы приказывать другим? Просто ему очень хочется, чтобы всем было хорошо, но он сам, к сожалению, ничего не может. Вот и командует.

— Можно подумать, что без его команд космонавты бы не летали, хлеб не производили и одежду не шили. Ты же ведь не такой? Тот, кто не умеет, очень часто всем мешает, — жалея президента, горевала Аза. — Ты у нас, Шоколадик, специалист. Ты будешь при нашем президенте главным поваром. Вот кем! Президент будет давать команды отыскивать людей, а ты будешь их кормить, пока мы не переправим всех в подводные города.

— А кто тогда будет президентом? — ревниво поинтересовался Жвачкин, которого такое развитие событий не очень устраивало.

— Кроме меня, тут все специалисты, — притворно тяжело вздыхая, скромно опустила глаза Аза. — Видно, придется быть мне. А так как я ничего не умею, то возьму еще и помощника — Пуфика. Мы вдвоем будем вами командовать.

— Нет уж, нет уж, — живо вмешался Дормидонт, чтобы, пока не поздно, не допустить самоназначения Азы. — Лучше уж мы совсем будем без президента, чем с таким президентом. Если ты ничего не умеешь, то мы беремся тебя научить. Верно, Жвачкин?

— Верно, верно. Научим, — с готовностью откликнулся тот. — Любой профессии.

— Вот и хорошо, — нисколько не огорченная, согласилась Аза. — А пока послушайте мою новую песню. Я, может быть, в новом Совете буду поэтессой или певицей.

Остальные дружно налегли на весла, слушая бодрую мелодию марша.

— Кстати о копье, — кончив петь, вспомнила Аза. — Где твоя шпага, Шоколадик? Когда я придумывала последние строки, представляла тебя на носу нашего воздушного блина с обнаженной шпагой в руке.

Жвачкин был польщен. Однако опасаясь подвоха, решил уточнить, почему тогда в песне речь идет о копье.

— Это очень понятно, — успокоила его Аза. — Просто к слову «шпага» все рифмы плохие. «Схватил шпагу и дал маху», «осталась шпага, но пропала отвага», «шпагу держал и от страха дрожал». Самая лучшая из них это «одев шпагу, он ходил по универмагу».

Последним примером Азы все сомнения Жвачкина были рассеяны. Он полез за борт отвязывать свое оружие, чтобы Аза в натуре взглянула на предмет своего обожания.

Это было не так просто сделать в болтающейся корзине. Но Жвачкин решил ни перед чем не отступать и доказать, что он достоин сравнения с копьем. Зацепившись ногой за сиденье корзины и попросив Дормидонта придержать его, он минут двадцать летел вниз головой, что–то откручивая и перевязывая в креплениях груза.

Такое копание настолько надоело Дормидонту, что пришлось ему придумать и вслух произнести еще одну рифму: «Если не найдет он шпаг, сброшу я его в овраг». То ли рифма подействовала, то ли что другое, но Жвачкин немедленно после этого показался над бортом корзины.

— Готово! — радостно сообщил он.

После чего вынул шпагу, а ножны отдал подержать Азе. Затем направился на нос корзины, где стал в живописной позе.

— Ну как? — горделиво осведомился он.

— Превосходно, Шоколадик! Жаль, что нас больше никто не видит. Ты прямо украшение нашего блина.

Украшение блина начало менять позу за позой. То шпагой вперед, то шпагой назад. То одну руку в бок. то другую.

Постепенно позирование стало походить на кривляние, так как нормальных поз больше нельзя было придумать. Даже сам Жвачкин понял, что настало время отправлять шпагу обратно за борт.