Когда совет Центра Эпилегата нуждался в помощи для выхода на поверхность в зимнее

время, холодных карликов малыми группами отправляли на дальний рубеж к бывшему

Черному морю. Землеходы не справлялись с этой задачей на дальнем рубеже —непонятно почему выходили из строя или пропадали, сбиваясь с пути. Встроенные

видеокамеры переставали работать! Каждый год карликам приходилось выполнять боевые

задачи по установке датчиков и систем с картами навигации для Центра Эпилегата. Эти

существа проходили семьсот километров и успевали вернуться до летнего периода

времени без потерь.

Выжившие люди смогли бы легко ориентироваться по навигаторам в подземных городах, где еще были выжившие, которые с надеждой ждали, что не только во владениях

Эпилегата, а и за их пределами есть жизнь. В летнее время навигация уничтожалась

лучами солнца, а в зимние суровые морозы для установки навигации на поверхности

16

приходилось заново посылать отряды карликов, проходивших огромные территории ради

достижения этой цели.

— Ты меня извини, я еще мало знаю о ваших лабораторных исследованиях и про

информаторов слышу в первый раз, я человек новый, ты в курсе.

— Знаю, поэтому стараюсь объяснить тебе про дальние рубежи отдалений. Ты всего тут

около восьми месяцев, благодаря мне с каждым днем совершенствуешь свои знания, и это

правильно. Кодексы Центра ты выучил в полном объеме, в этом можно тебе позавидовать, — усмехнулся учёный.

— Да… можно, я был лучшим по запоминанию и одним из последних пятого дальнего

района Центра. Сейчас он разрушен, обесточен, все узлы связи с коммуникациями

отключены, там нет ни души. Все заблокировано и находится под охраной, пробраться

туда нет ни малейшей возможности. Одни руины, там негде спрятаться, никто не выжил, даже если там кто-то остался, мрак поглотил его. Мифов множество, а я знаю правду!

— Я не имею понятия о мраке, — заявил ученый, сжимая кулаки от нахлынувшей волны

неверия, — сведения о пятом районе совсем не те, о которых ты говоришь, он был

затоплен по вине строителей.

Потом, скрипнув зубами и втянув губы, замолчал секунд на пять и, оскалясь, стал

говорить отрывисто, словно лаять:

— Во всем виноваты те, кто разрешил построить этот район, не предусмотрев возможную

конструкцию безопасности при возведении зданий в опасном режиме ожидания, пока все

не пошло к чертям и не пришлось заблокировать его.

— Нет, о чем ты говоришь? Он по-прежнему в разрушенном виде, никаких потопов, наводнений не было.

— Не… не… не может быть, мой брат, спасаясь, утонул, — по щекам ученого скользнули

слезинки, быстро упавшие на пол. Он заплакал, остановившись у выхода с Проспекта

света.

Чувства и нахлынувшие воспоминания продолжали одолевать его страдающее сердце, он

не мог их сдерживать, плевался неверием, повторяя: — Нет, нет, я не могу в это поверить. Зачем, для чего, кому это было нужно?

— Никому, кроме мрака. Мы отстреливались всем, чем можно было пальнуть в него, ничего не помогало, пули рикошетом со звоном задевали стены, отскакивая в

противоположность, а мрак, из которого вырывались какие-то темные лица, подбирался

все ближе, поглощая наши пули. Все три тысячи жителей сгинули, растворились в

неизвестности. Кто смог убежать, был помещен в комнаты забвения. Они сошли сума, я

полагаю, их уничтожили или навечно заперли в капсулы. Я признаю свою ошибку, я трус, я не должен сейчас быть на этом месте, — как ни пытался сдерживать себя ученый, чувства его рвались наружу, — мой отец, состоящий в совете, позаботился о моей

безопасности, мне выделили комнату, я три месяца не мог придти в себя, но в итоге все

нормализовалось. Я не мог больше скрывать эту боль, жалость к тем, кто мог выжить, кто

мог так же, как и я, спастись. Если бы у них была такая возможность, думаешь, они бы

смогли жить с этой болью в сердце, зная, что произошло? Я никогда никому про это не

рассказывал, ты мой лучший друг в Центре, я так больше не могу.

— Я не знаю, — ошарашено произнес ученый, — я уже ничего не знаю. Не хочу знать… Я