Шрифт:
– Михаил Альбертович! – позвал Севка. – Это я, Залесский.
Голос дрожал то ли о холода, то ли от злости. Но не от страха – точно. В конце концов, кого тут бояться? Мишу? Его жену? Их черные пояса по карате? Или ротвейлера по кличке Крешер?
– Что тебе нужно?
Это не сам Миша спросил, это Инесса Феликсовна, его супруга. Миша все еще нежится в постели.
– Тут проблемы у Михаила Альбертовича, – сказал Севка. – Мне позвонили, сказали, что он попал на бабки. На много бабок.
– Охренел, что ли? – Инесса отошла от окна.
Севка перешел к входной двери.
За дверью что-то лязгнуло, потом щелкнул замок. И еще один. Дверь открылась бесшумно, Севке в лицо пахнуло теплом и запахом комнатного ароматизатора. И еще пахло дорогим коньяком. От Михаила Альбертовича, который стоял на пороге.
– Что стряслось? – спросил Михаил Альбертович. – Кто звонил? Какие бабки?
– Десять тысяч долларов, – по слогам произнес Севка. И повторил еще раз, словно боялся, что Михаил Альбертович не поймет. Будто повтор увеличивал шансы на получение требуемой суммы. – Десять тысяч баксов.
– Кому?
– Мне.
– Охренел? – спросил Михаил Альбертович.
Он еще что-то хотел сказать. Продолжить, так сказать, тему личностных качеств припершегося посреди ночи студента. Хотел, но не успел, влетел спиной вперед в свой дом, опрокинув по пути супругу.
– Мне нужны деньги, – сказал Севка, шагнул в дом и прикрыл за собой дверь.
Михаил Альбертович должен был умереть. И его жена должна была умереть. И пес, придурастый и злобный Крешер.
Должны были умереть, без вариантов. Зачем свидетели? Зачем оставлять в живых бабу, способную в кровь избить девчонку только по подозрению в краже? Зачем жить уроду, забавы ради избивавшему бомжей на улице?
Ведь все было так просто…
В предбаннике стояла лопата – отличная, добротная вещь, с острым лезвием. Рукоять удобная, легла в ладонь.
Михаил Альбертович матерился, пытаясь встать, его жена тоже что-то пыталась кричать, то ли на Севку, то ли на мужа, который всей своей тушей придавил ее к полу. Круглый, коротко остриженный затылок Михаила Альбертовича и напряженное горло Инессы Феликсовны – великолепная мишень. Два удара – и все. Два удара.
Севка замахнулся лопатой.
Из глубины квартиры на него бросился Крешер, без звука, как его учил хозяин. Прыжок – Севка сделал полшага, уходя с линии прыжка, зацепил пса за стальной ошейник и врезал ротвейлером о стену.
Крешер взвыл, отлетел в сторону, снова вскочил на лапы, но Севка не дал ему опомниться.
«С сукой этот номер не пройдет, – говорил инструктор. – Суку придется убивать. А вот кобель имеет стоп-кран. Только нужно действовать четко и без волнения. Уход в сторону, захват за горло и хват за яйца. И сдавить».
Рык внезапно перешел в вой. Здоровенный пес завизжал, как обиженный щенок, рухнул на пол и замер. Ему было больно, настолько больно, что он даже не пытался встать или вырваться. Просто выл, потом сорвался на скулеж.
Севка разжал пальцы правой руки, повернулся к встающему на ноги Михаилу Альбертовичу и ударил ногой по ребрам. Не сдерживаясь.
Михаил Альбертович захрипел и упал.
Его жена снова закричала – ей было тяжело и больно. И страшно – она рассмотрела, наконец, выражение лица Севки. Увидела его глаза.
– Нет! – закричала Инесса Феликсовна. – Не нужно! Я прошу тебя, не нужно!
Севка медленно наклонился и поднял с пола брошенную во время драки с псом лопату.
– Ты… ты что?! – прохрипел Михаил Альбертович, белея от ужаса. – Ты зачем?.. Какого…
Он должен был умереть. Один удар лопатой. А потом – еще один, для супруги. И все…
Вместо этого Севка с силой воткнул лезвие лопаты в паркет возле самой щеки хозяина дома.
– Деньги… – чуть задыхаясь, как после марш-броска, сказал Севка. – Мне нужны деньги.
– Деньги? – переспросил Михаил Альбертович. – Так нету… Ты же знаешь, что кризис… и мы только что вернулись… Я понимаю, что уже давно пора тебе заплатить… Сколько там я тебе должен? С сентября? По пятьсот?.. Это… Сентябрь, октябрь, декабрь, январь… А январь еще не закончился, за январь я тебе в феврале…
Михаил Альбертович встал на четвереньки, по-собачьи, снизу вверх, посмотрел Севке в лицо.
– Я тебе полторы штуки зеленых должен… Полторы… Я через пару дней… Или даже завтра… Завтра, точно! Завтра зайди в офис, и я… Я ведь понимаю, извини, что так вышло… но…