Шрифт:
с просьбой быть снисходительной к юношеским заблуждениям Ипполита, ибо богам
надлежит быть мудрее смертных,- мудрые боги, правившие в "Орестее" миром по
закону справедливости, навсегда ушли из трагедии Еврипида, как ушли они из
общественного сознания и этики афинян в первые же годы Пелопоннесской войны.
Самую мрачную роль играет божественное вмешательство в трагедии
"Геракл". И здесь Еврипид небольшим изменением, внесенным в миф, существенно
переместил акценты и создал трагедию сильного человека, незаслуженно
испытывающего на себе капризное своеволие богов. По традиционной версии,
Геракл, еще будучи молодым человеком, в припадке безумия убил своих
малолетних детей; за это Зевс отдал его в услужение трусливому и ничтожному
микенскому царю Еврисфею, для которого он и совершил свои знаменитые
двенадцать подвигов. У Еврипида последовательность изменена: Геракл
представлен могучим богатырем, с честью вышедшим из последнего испытания.
Радость от встречи с семьей тем сильнее, что Геракл буквально вырывает ее из
рук смерти, которой грозит его жене и детям фиванский тиран Лик. Заметим
попутно, что все мольбы Амфитриона - престарелого земного отца Геракла - к
его небесному отцу Зевсу о спасении оставались бесплодными, и это давало
Амфитриону повод для нелестных высказываний о Зевсе. Так или иначе,
возвращение Геракла кладет конец проискам Лика, и первая половина трагедии
завершается радостной игрой героя с еще не оправившимися от испуга детьми.
Здесь, однако, в действии наступает резкий перелом, вызванный вмешательством
Геры, ненавидящей Геракла. Это по ее приказу в дом Геракла проникает богиня
безумия Лисса, помрачающая сознание героя; в припадке безумия, видя в жене и
детях своих давнишних врагов, Геракл убивает их и начинает разрушать
собственный дом; только появление его вечной благодетельницы Афины
прекращает губительное помешательство Геракла: ударом тяжелого камня в грудь
она сражает обезумевшего богатыря и повергает его в тяжелое забытье.
Частичное или временное расстройство рассудка человека, ведущее к
совершению нечестивого деяния, нарушению общепринятых нравственных норм,
было знакомо греческой литературе задолго до Еврипида, хотя и получало
далеко не всегда одинаковое истолкование. Гомеровский Агамемнон, оскорбивший
в своей неумеренной гордости славнейшего героя - Ахилла, объяснял это
впоследствии вмешательством богини Аты, персонификации "ослепления",
вторгающегося извне в сознание человека. Эсхиловские герои - тот же
Агамемнон, решающийся принести в жертву собственную дочь; Этеокл, готовый на
братоубийственный поединок с Полиником,- оказываются способными на такой
поступок только в состоянии исступленной одержимости, влекущей за собой
помрачение рассудка, - однако без всякого божественного вмешательства извне.
Еврипид возвращается к "гомеровской" трактовке безумия не потому, что он не
умеет изобразить состояние пораженного таким недугом человека. Рассказ
вестника о поведении Геракла в состоянии сумасшествия, а также о его
патологическом сне, равно как описание безумствующей Агавы или находящегося
в состоянии тяжелой психической депрессии Ореста в более поздних трагедиях,
показывают, что Еврипид успешно использовал в этой области наблюдения
современной ему медицины, искавшей причины психических расстройств не вне
человека, а в нем самом. Если в разбираемой трагедии безумие Геракла
вызывается именно злокозненным божественным вмешательством, то его
назначение в художественном замысле Еврипида не вызывает сомнения: источник
зла и бедствий, обрушившихся на прославленного героя, лежит не в его
"нраве", а в злой и капризной воле божества.
Эта мысль становится еще нагляднее при сравнении "Геракла" с Софокловым
"Аяксом". Как известно, и там вмешательство Афины, помрачившей рассудок
Аякса, приводит к трагическому исходу: истребив вместо Атридов и их свиты
ахейское стадо, Аякс, придя в себя, не может пережить навлеченного на себя
позора и кончает жизнь самоубийством. Мысль о самоубийстве владеет и
Гераклом, но при помощи Тесея, подоспевшего на выручку к другу, он ее