– А что касается того, сомневались ли мы в Лин-Аре, то те, кто ее хорошо знал - нет, не сомневались, но Совет, конечно, лихорадило еще как. Синоби тогда чуть не съели, да нас всех троих тогда чуть не съели, и инициатором был старший Соболев. Собственно, эти его жесткие нападки и послужили причиной того, что его потом очень мягко попросили, и он отдал первенство сыну.

Я молча осмысливала услышанное.

– Интересный разговор за завтраком у нас получился, - заметил отец.
– Держи меня в курсе той акции с братом Илис, если что, подстрахую.

Я благодарно кивнула.

Этим днем я собиралась в поместье Синоби к дочке, мы с ней очень сдружились, и я навещала ее при каждом удобном случае, но буквально у двери меня остановил вызов визора. Нехорошие предчувствия мягко царапнули изнутри. Вызывал Синоби-Чех, просил прилететь в поместье Хоресов. Я естественно потребовала объяснений, но взбалмошный старик отказался давать ответы, настаивая на своем. Пришлось согласиться. Чтобы подстраховаться, я позвонила по браслету Грюнду.

– Привет, извини, занят, только быстро, - протараторил он.

– Не знаешь, почему врач Синоби-Чех зовет меня к Хоресам в поместье?

– Нет. Но там Хорес-Китлинг, он не хочет выздоравливать. Кстати, стоит вопрос о рокировке семей - дать Ташинам первый ранг, а Хоресам второй, все 'перворанговые' Хоресы мертвы или дискредитированы. Так что дело только за выздоровлением урожденного Ташина.

– Ясно. Спасибо.

Ага, значит, драться, вроде, не придется.

Синоби-Чех встретил меня возле ворот и провел к медзданию. Поместье Хоресов было стандартным - за оградой маленькие одно- и двухэтажные домики в окружении деревьев.

– Этот кретин отбракованный никого не хочет слушать, - зло, но тихо вещал Синоби-Чех, - ни психологов дипломированных, ни родственников, никого. Понимаешь, он не борется, он решил сдохнуть, - возмущению врача не было предела; похоже, он сам был готов убить за такое.

– А я причем?
– осторожно поинтересовалась я.

– Может, тебя он послушает.

– С какой стати?
– удивилась я.

– Вот что! Я перепробовал все, этот засранец не выздоравливает, хотя уже должен бегать, как крысодлак на марше. И ты - уже акт отчаяния! Ты, говорят, смогла удержать его от самоубийства, так давай попытайся еще раз!

Я открыла рот от такого. Он, часом, умом не тронулся?

– У вас что, хронический недосып?
– ледяным тоном спросила я.

Он отмахнулся.

– Просто попытайся, большего я не прошу.

Как все-таки страшно выглядит человек в регенераторе, как в гробу затопленном. Я подошла и безотчетно положила ему руку на лоб, как когда-то это сделал Даниэль. Хорес-Китлинг открыл глаза, его взгляд пугал, он смотрел так, как будто потерял все, что было дорого. Несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу, а потом он снова их закрыл, отказываясь общаться. Я спросила первое, что пришло в голову.

– Кто были те двое, погибшие при перекоммутации генератора?

Он вздрогнул и открыл глаза, как же тяжело было выдержать его взгляд.

– Харуки и Вега... Харуки учил меня работать руками... А Вега...
– и он замолчал, как будто не мог сказать то, что хотел.

– Это связано с Ташин-Суоми?
– спросила я наугад.

Он опять вздрогнул и удивленно на меня посмотрел. Я подумала, что досадно промахнулась с предположением.

– Да... Мы оба любили ее.

Мне пришлось постараться, чтобы не выдать своего удивления.

– Долг... я его выполнил. Попроси этого придурковатого врача не мучить меня и дать спокойно умереть.

– А как же Даниэль Ташин?
– меня понесло, я физически ощущала, что бегу по скользкому льду.
– Ведь вы его дядя, единственный родственник. Он пошел в мать полностью, в нем нет ничего от отца, совсем.

– Откуда ты знаешь?
– вяло запротестовал Хорес-Китлинг.

– Я знала молодого лорда Хореса, и я знаю Даниэля, и не могу поверить, что они одна кровь.