Ыдям этого племени ничто не дорого. Все, как вы lii порите, трын-трава. Это хищники, сродные степным полкам. Из них выходят Малюты Скуратовы, соратники Отрепьева, Заруцкие, Разины, Пугачевы. Одни | гроят, другие разрушают. Одни копят богатства, другие стремятся этими богатствами завладеть и пустить их по ветру. И время от времени завязывается отчаянная борьба...

Это, конечно, предположение, хотя и весьма остроумное!— отозвался задумчиво натур-философ.— Но как докажешь? Чем это не простая попытка найти удовлетворительное объяснение феноменам, отличающимся большой сложностью? А как применительно к сей теории объяснить, например, личность Ивана I розного?

Об Иване Грозном Михайло Васильевич тоже упоминал. По его определению, надлежит смотреть на него, как на следствие некоего смешения: в молодости преобладало в нем начало созидательное, начало государственное, под старость возобладало начало противоположное, разрушительное, которое, однако ж<\ скрывалось под маской прежних намерений. Боролись в нем две души: одна — европейская, другая — азиатская, степная, дикая...

Так все объяснить можно. И Бирона можно расписать с одной стороны европейцем, а с другой — азиатом, Тамерланом...

Бирон-Бироном, а Анна Иоанновна-то по истине куда больше на какую-нибудь татарскую или киргизскую ханшу походила, нежели на европейского государства властительницу и продолжательницу дела Петрова.

Беседуя, друзья добрались до дома фон Брандта и здесь узнали, что старый генерал только что чудом спасся от грозившей ему смертельной опасности. Проверяя оборонительные сооружения, фон Брандт проходил переулком, и некий бородач с обвязанным плат ком лицом выпалил в него в упор из драгунского пистолета. Пуля прошла между боком и правой рукой генерала, прорезав, как ножом, рукав. Покушавшийся был сбит с ног ударом сабли адьютанта и схвачен. Его уже подвергли допросу. На допросе он сразу же повинился, струсил, молил о пощаде и выдал несколько сообщников из местных жителей

Что же будет со злодеем? — спросил Шприхворт.

Сейчас собирается военный суд! — ответил сообщивший новость писец из губернской канцелярии.— Конечно, злодей будет предан смертной казни!

Поделом вору и мука!—сердито проворчал натур-философ.— А из каких он?

Князя Курганова дворовой человек. В кухонных мужиках ходил. И на другого кургановского крепостного указал..

Иванцов растерянно развел руками:

Вот и поди, говори с таким народом. Давно ли Курганов распинался, что взял с собой в город из поместья только самых преданных ему людей, за которых он может и головой поручиться?

Посторонись! — раздался зычный окрик.— Дорогу!

Наряд молодых, безусых, неуверенно действующих

солдат вел в губернаторский дом связанного веревками бородатого мужика лет сорока, неуклюжего, дро- л аншего всем телом и поминутно икавшего.

Савка! Что ты, злодей, наделал? — крикнул уз- млиший его натур-философ.

Савка вобрал голову в плечи, потупился и, икая, исчез в дверях губернаторского дома.

Ну, и времена! — вымолвил растерянно Иван- цни. — Этот самый Савка частенько бегал ко мне I разными поручениями от князя и все допытывал- п1, большую ли награду можно получить, ежели взять 1.1 и изловить Емельку. Я ему лично сто рублей

обещал.

А Пугачев, то есть, конечно, не сам Пугачев, л какой-нибудь его эмиссар, пробравшийся в город тайком, пообещал за убийство фон Брандта двести рублей, вот он и соблазнился! — сухо засмеялся Шприхворт.— Разве таким Савкам и Яшкам не все рдино, кого резать?!

Четверть часа спустя тот же отряд вывел приговоренного к смертной казни Савку на площадь.

Православные! Заступитесь! Безвинно погибаю! — ныл Савка.

Рослый сержант с рубцом на щеке сердито ткнул Гднку по шее кулаком

Православные! За законного анпиратора...

Не скули, пес! — прикрикнул сержант.— Где вершка, ребята?

Они поднялись на стену. Снизу было видно, как л нос солдат накинули на шею Савки петлю. Другой | "нсц веревки был привязан к зубцу стены. Ревевшего ц * лвериному Савку спихнули сквозь амбразуру вниз. Кго тело повисло по ту сторону стены.

Как странно! — вымолвил следивший с напря- л иным вниманием за этой мрачной сценой натурфилософ.— Только что был жив человек..

Мимо Иванцова и Шприхворта прошел бледный, как полотно, парнишка, с выпученными глазами и искривленным ртом. То ли плача, то ли смеясь, он сказал:

Дяиньку Савву Тимофеича.» того... удавили.

Это был любимый казачок молодого князя Курганова Филька, недавно вместе с князем ходивший воевать с пугачевцами в отряде Павла Сергеевича Потемкина.

А ты чего тут околачиваешься? — сердито спросил у него Шприхворт.

Ежели мово родного дяиньку вешают, имею я право? — заспорил парень.— Посторонним можно глядеть, а мне нельзя? Я ж ему родной племянник... А его как кобеля удавили...— Парень неожиданно хихикнул.

Да чего же ты радуешься?!—возмутился доктор.