В конце того же 1918 года при обстоятельствах, сходных с делом Думенко или Сорокина, ЧК арестованы и расстреляны за измену делу социализма начальник штаба Южного фронта Ковалевский и его заместитель по разведке Шостак – оба из бывших царских офицеров и военспецов. Такие военспецы в Красной армии из бывших офицеров рисковали не меньше, чем малоуправляемые вожаки из «партизанщины»: эти две вроде бы несхожие между собой категории красных командиров – самые не защищенные тогда от репрессий и «изъятий» ЧК.

И на восточных фронтах Гражданской с вышедшими из доверия вчерашними красными героями ЧК расправлялась столь же решительно. В Средней Азии красный партизанский командир Калашников вышел из подчинения Реввоенсовета и приказал убить его представителя Шаврова. Его отряды окружены и разгромлены Красной армией, а сам Калашников так же «изъят» и тайно убит. Здесь же при власти Советов из русских поселенцев создана целая крестьянская армия, очень оригинальное и подзабытое формирование той Гражданской войны. Поначалу «крестьяно-армейцы», вооруженные большевистской властью, воевали против белых, семиреченских казаков и не принявшего новую власть узбекского и таджикского населения. Но вскоре их интересы с планами ленинской власти резко разошлись, особенно после введения продразверстки, так как крестьяне из русских поселенцев в Средней Азии были по достатку вровень с зажиточными кулаками средней полосы России. И летом 1919 года вся эта крестьянская армия в полном составе изменила красным, начав против них войну и блокируясь при этом с остатками белых казаков и басмачей Мадамин-бека, хозяйничавших в долине Ферганы. Вместе со своей армией повернул против большевиков оружие и ее главком Монстров, еще один типичный партизан тех лет, бывший до революции простым конторским служащим в Фергане. К 1920 году регулярная Красная армия разгромила изменивших ей «крестьяно-армейцев», а их командир Монстров со своим штабом бросил остатки своего войска и опять перебежал в ряды РККА, но здесь за прежнюю измену немедленно «изъят» и в феврале 1920 года расстрелян чекистами.

К тому же времени красные части добили и армию ферганских басмачей Мадамин-бека, бывших союзниками крестьянской армии. А узбекский «полевой командир» партизан Мадамин-бек был из той же породы, что и Монстров с Калашниковым. Он после октября 1917 года поначалу был ярым сторонником большевиков, служил в созданной ими в Фергане советской милиции и даже был назначен в начале 1918 года главой уездной ЧК в Маргилане. Но и Мадамин-бек к лету 1918 года увел своих солдат и милиционеров в банды басмачей, став со временем главным курбаши в Ферганской долине. А затем он после разгрома в 1920 году опять присягнул власти большевиков, амнистирован ими и поставлен во главе набранной из узбеков «Тюркской советской бригады» воевать с другими непримиримыми басмачами. Этот не раз переходивший к большевикам и от большевиков представитель «красной партизанщины» с национальным уклоном хотя бы не был в итоге убит чекистами, его захватил в плен и за измену казнил в своей ставке главарь киргизских басмачей Халходжа в мае того же 1920 года.

Здесь, в Средней Азии, расправились и с еще одним временным попутчиком советской власти, уже из числа иностранных граждан. Бывший одним из лидеров правительства младотурок в Турции и военным министром при последнем османском султане человек по имени Энвер-паша причудливым образом стал после своей эмиграции с родины союзником большевиков. В 1918 году младотурки свергнуты, Энвер-паша сбежал тайно в Германию, а в 1920 году вдруг объявил себя сочувствующим Коминтерну и почти турецким коммунистом, предложив через ленинского эмиссара Радека Москве свои услуги по «освобождению народов Востока от английских эксплуататоров». Такого странного союзника в Кремле приняли, и с помощью ЧК Энвер-паша через занятый красными польский Белосток добрался до Москвы, лично Дзержинский докладывал Ленину по телеграфу: «Сегодня ночью прибыл из Германии Инвер-паша с двумя турками и летчиком по имени Лео, направляю их сегодня Смилге». В Москве Энвер-паша, даже правильное имя которого глава ВЧК не удосужился выяснить, был включен в операции ЧК по работе против англичан за восточными рубежами Советской России, через него же в Турцию переправляли финансы тайной левацкой организации «Кара-кол» для подрывной деятельности. Затем Энвер-паша от имени прогрессивных турок выступал в Баку на съезде «Угнетенных народов Востока», в 1921 году он отбыл в Бухару и там вдруг объявил о своем разрыве с большевиками, возглавив местных узбекских басмачей и сторонников свергнутого красными бухарского эмира Алихана в борьбе с «неверными». По данным ЧК и Разведупра, в Туркестане Энвер-паша стал заместителем бухарского эмира и возглавлял крупный отряд басмачей, его решено было ликвидировать. Вскоре к началу 1922 года отряд Энвер-паши был разгромлен Красной армией, а сам он выслежен ЧК в маленьком кишлаке Чаган, его застрелили из засады вместе с его охранниками при выходе из мечети. Так закончился пулей от ЧК союз с режимом Ленина для еще одного политического авантюриста.

На этих среднеазиатских окраинах Российской империи ЧК сражалась одновременно с белыми и национальными формированиями, не горевшими желанием вливаться в единую Советскую Россию, эту разномастную массу мы знаем под общей кличкой «басмачи» (от узбекского слова «басмаки» – нападающий или наступающий воин). Здесь в партийной верхушке и в первых отделах ЧК тон задавали посланцы из самой России или местные русскоязычные, в первом составе ЦК компартии Туркестана из семи его членов только один узбек Файзулла Ходжаев поначалу представлял местные кадры. Но потихоньку и здесь советская власть обзаводилась сторонниками из числа узбеков, туркмен, таджиков, и в органы ЧК их стали активно привлекать. Так боровшейся с тем же Мадамин-беком в Ферганской долине местной Ферганской ЧК уже руководил узбек Ильясов, а позднее того сменил другой большевик и бывший сельский учитель из Коканда – Абдулла Каримов, лишь после 1922 года им на смену приедет из центра бывший начальник Донской ЧК Турло. В Таджикистане первую ЧК возглавлял таджик Абдулла Ярмухаммедов. Понемногу среди чекистов в Средней Азии оказывалось все больше местных, и их борьба с басмачами приобретала все более братоубийственный характер.

В Сибири во время стремительного наступления Красной армии на Колчака в конце 1919 года была целая россыпь известных партизанских командиров такого типа, выдвиженцев из народа или из уголовной среды, что для тех краев было более привычным делом, чем в европейской части России. Все эти типичные вожаки сибирской «партизанщины» были нужны в дни яростных боев с армией Колчака, признавались красными командирами, задабривались наградами и подарочным оружием – Рогов, Мамонтов, Новоселов, Щетинкин, Найда, Тряпицын, Лубков и еще десятки им подобных. И их же немедленно превращали из красных героев в обычных бандитов или даже «белобандитов» по модной тогда у чекистов терминологии, арестовав или перестреляв на месте при первом же их проявлении излишней самостоятельности или протестов против истощения крестьян продразверсткой.

Так был расстрелян за попытку повернуть своих повстанцев против Красной армии известный сибирский атаман Найда. Так выслежен и застрелен без суда чекистами партизанский вожак Мамонтов. Так уже в 1920 году разоружены отряды партизан Лубкова за неподчинение их командира приказам по РККА. Сам Петр Лубков при этом арестован ЧК, но осужден с учетом прежних заслуг красного партизана и борца с Колчаком только на пять лет условно, к тому же неосмотрительно поставлен военкомом в Кузбассе среди своих бывших бойцов. Итогом для советской власти стало вскоре мощное восстание бывших партизан под названием «лубковщина». Сибирских вчерашних партизан к лету 1920 года коснулась впервые знаменитая продразверстка в селах с репрессиями ЧК за укрывательство зерна и начатая мобилизация распущенных по деревням партизан в РККА на фронты борьбы с Врангелем и с Польшей вдали от родных мест. Все это было явно не то, за что они так истово сражались против Колчака. Именно тогда на станции Тайга под Иркутском громыхнула лубковщина, тысячи сибирских крестьян откликнулись на призыв своего обиженного Советами вожака Петра Лубкова постоять «За Советы без коммунистов и жидов» и «Долой продразверстку, даешь свободную торговлю!». После почти года яростной борьбы с обоюдным зверством и морем крови лубковщина в Восточной Сибири подавлена. А ее вожак Лубков летом 1921 года попал в засаду ЧК и застрелен в таежной деревне недалеко от Минусинска. Похожа на лубковщину и история с массовым восстанием бывших красных партизан на Алтае тем же летом 1920 года, возглавленным таким же партизанским вожаком и бывшим командиром Красной армии Федором Плотниковым, бывшим левым эсером. Плотников был к тому времени комиссаром полка РККА в Барнауле, на митинге крестьян и вчерашних партизан он сказал о своей мечте «Советов без большевиков» и об автономии Алтая внутри России, его тут же арестовала Барнаульская ЧК, Плотников бежал из-под ареста и бросил в массы клич о восстании. Алтайское восстание разгромлено карательными частями ЧОН и Красной армии, а сам Плотников выслежен ЧК на таежной заимке и убит на месте, его отрезанную голову сотрудники ЧК для устрашения крестьян возили в традиции той местности и тех лет по алтайским селам.

Так на повернувшего против Советов оружие и за это убитого другого партизанского лидера Рогова повесили все грехи за резню красноармейцами населения Кузнецка при взятии этого города в декабре 1919 года. Хотя зверствовали там бойцы Рогова и другие красные части еще с благословения советского командования. Тогда Рогов, бывший фельдфебель царской армии и убежденный анархист с дореволюционных времен, был нужен для борьбы с Колчаком, и закрывали глаза и на черный флаг его революционной банды, и на жуткие зверства роговских бойцов в кузбасских городках. Хотя зачистка озверевшим атаманом-анархистом Роговым Кузнецка даже по тем жестоким временам ужаснула Сибирь: за два дня хозяйничания в городе, наплевав на официальный большевистский ревком, роговцы истребили более 800 колчаковцев и просто обывателей, целенаправленно разрушили все церкви в городе и демонстративно сожгли дотла городскую тюрьму.