Шрифт:
Мы сидим, не спим. Пьём шампанское.
Пьём мы за любовь
за любовь свою за гражданскую.
Сентябрь 1985 (Приводится по авторской распечатке,
30 апреля — 1 мая 1986)
В более поздней редакции — «сидим».
В более поздней редакции вместо последних четырех строк «Перемается, перебесится, / перебесится и повесится...».
К К...100
Он рождён, чтобы выжить, в провинции.
Хоть люби его, хоть руби.
Жил в запечной, скупой провинции Там, где вечера на Оби.
Там, где время полоть поле-полюшко И да здравствует месяц-май!
Был по имени Коля-Колюшка А по паспорту — Николай.
Вот такие дела в провинции А по-русски сказать — в глуши.
100 К Коке, Николаю Каткову. См. фото 41.
И глушила душу провинция Да нельзя не слышать души.
Вот такая была провинция Да не скинула гору с плеч.
Вот такая была провинция...
Да о том ли родная речь?
На своём стояла провинция А какая на этом честь А по возрасту — нет и двенадцати.
А по паспорту — все тридцать шесть.
Только жаль не указано в паспорте Что ты, Коля, ещё поэт.
Только жаль не указано в паспорте Кто есть человек, а кто нет.
Тот, кто выжил в скупой провинции Сядет в красном, богатом углу.
Тот, кто провинился в провинции Тот великой столице — к столу!
Значит, время полоть поле-полюшко.
Нынче новое рождество
Вот живет Николай. Коля. Колюшка.
И Бог верит только в него.
Декабрь 1985 (Приводится по рукописи)
Перекур
Кто-то шепнул — или мне показалось?
Кто-то сказал и забил в небо гвозди.
Кто-то кричал и давил нам на жалость.
А кто-то молчал и давился от злости.
И кто-то вздохнул от любви нераздельной. Кто-то икнул — значит, помнят беднягу.
Кто-то всплакнул — ну, это повод отдельный.
А кто-то шагнул, да не в ногу, и сразу дал тягу.
А время дождем пластануло по доскам стропил. Время течет, растолкав себя в ступе.
Вот кто-то ступил по воде.
Вот кто-то ступил по воде.
Вот кто-то ступил по воде,
Да неловко и все утопил.
Значит, снова пойдем.
Вот покурим, споем и приступим.
Снова пойдем.
Перекурим, споем и приступим.
Кто-то читал про себя, а считал — все про дядю. Кто-то устал, поделив свой удел на семь дел. Кто-то хотел видеть все — только сбоку не глядя. А кто-то глядел, да, похоже, глаза не надел.
А время дождем пластануло по доскам стропил. Время течет, растолкав себя в ступе.
Вот кто-то ступил по воде.
Вот кто-то ступил по воде.
Вот кто-то пошел по воде...
Значит, тоже пойдем.
Вот покурим, споем и приступим.
Тоже пойдем.
Перекурим. Споем. И приступим.
Но кто-то зевнул, отвернулся и разом уснул.
Разом уснул и поэтому враз развязалось.
Эй, завяжи! — кто-то тихо на ухо шепнул.
Эй, завяжи! — кто-то тихо на ухо шепнул. Перекрестись, если это опять показалось. Перекрестись, если это опять показалось.
Декабрь 1985 (Приводится по изданию: «Александр Башлачёв. Стихи». М.-.Х.Г.С., 1997)
«Сядем рядом...»
Сядем рядом, ляжем ближе,
Да прижмемся белыми заплатами к дырявому мешку. Строгим ладом — тише, тише —
Мы переберем все струны да по зернышку.
Перегудом, перебором...
Да я за разговорами не разберусь, где Русь, где грусть. Нас забудут, да не скоро.
А когда забудут, я опять вернусь.
Будет время, я напомню,
Как все было скроено, да все опять перекрою.
Только верь мне, только пой мне,
Только пой мне, милая, — я подпою.
Нить, как волос. Жить, как колос.
Размолотит колос в дух и прах один цепной удар.
Да я все знаю. Дай мне голос —
И я любой удар приму, как твой великий дар.
Тот, кто рубит сам дорогу —
Не кузнец, не плотник ты, да все одно — поэт.
Тот, кто любит, да не к сроку —
Тот, кто исповедует, да сам того не ведает.
Но я в ударе. Жмут ладони.
Все хлопочут бедные, да где ж им удержать зерно в горстях. На гитаре, на гармони,