Шрифт:
Берлину он объяснял свое инакомыслие тем, что лучше знает, как воздействовать на русский характер, чтобы служил человек не за страх, а за совесть. Россия — это Россия, господа. Немцы уверенно полагали, что в разведшколе РОА готовят широкую агентурную сеть, которой предстояло действовать в глубоком тылу противника. В гораздо более узком кругу, куда входили кадровые офицеры советской военной разведки — начальник школы подполковник Тензоров, в прошлом ученый-физик одного из харьковских НИИ, его заместитель майор Калугин — бывший начальник особого отдела Северо-Кавказского военного округа, и подполковник НКВД Чикалов — обсуждали совсем иные планы использования выпускников школы под Мариенбаде. Масштаб этих планов поражал своим размахом — от организации массового восстания узников концлагерей, которое при поддержке воинских соединений Власова способно было полностью парализовать все транспортные магистрали Германии, до вынашиваемой идеи захватить четырех главных руководителей рейха и удерживать их в качестве заложников в одном из труднодоступных районов Баварских Альп.
Последний вариант получил кодовое наименование «Черный орел». Будучи наиболее привлекательным, он обсуждался в сентябре-октябре 1943 года. Даже весьма осторожный Николай Тензоров, долгие годы после войны находившийся на нелегальном положении резидента советской разведки в одной из европейских стран, считал операцию «Черный орел» реально осуществимой. Его уверенность основывалась на довольно внушительном соединении военно-воздушных сил РОА, базировавшемся внутри Германии: 15 истребителей «Мессершмит-109», столько же штурмовиков «Ю-87» и пять бомбардировщиков «Хе-111», плюс эскадрилья связи. Плюс два Героя Советского Союза, этой авиацией командовавшие…
«Черный орел»
Вернувшись к себе в кабинет, полковник Радл колебался, стоит ли давать открытым текстом радиограмму в Мариенбаде: «Готовьтесь к операции «Черный орел». Решил, что с этим можно повременить. Во рту еще ощущался вкус коньяка, которым его угостил Канарис. «Жидкое золото, — вспомнил, усмехнувшись, слова адмирала. — А что такое тогда настоящее баварское пиво? Жидкий хлеб? И что сейчас дороже, спрашивается?»
Он еще подумал, уложить ли в портфель карту района Норфолка. Пожалуй, стоит. Сорок восемь часов вечности — мало ли какая надобность возникнет. Была половина четвертого утра. Для воздушных налетов англичан слишком поздно, для американских «летающих крепостей» — слишком рано. Можно немного прогуляться. Собственно, пешком он и намеревался дойти до квартиры, а оттуда уже ехать на аэродром. Едва полковник прошел через КПП абвера и оказался на затемненной, спящей улице, как понял, что его ждут.
Поняв это, тем не менее продолжал спокойно шагать к перекрестку. Некоторое время «мерседес» двигался рядом. Не доезжая перекрестка, остановился, из машины выскочил офицер СС из личного секретариата Гиммлера.
— Рад, что мы вас все-таки дождались! — воскликнул гаугттштурмфюрер. — Откровенно говоря, я думал, полковник, что вы давно спите у себя в кабинете. Благо сегодня затишье. Позвольте я возьму ваш портфель. Прошу вас, полковник, садитесь.
— Как вы бесцеремонны, капитан! — не выдержал Радл.
— Извините ради бога, но мы опаздываем! Мы кругом опаздываем… Давно хотел познакомиться с вами и спросить — вы и в самом деле были на вершине Эльбруса или это… легенда?
— Куда мы едем? Кто вас уполномочил расспрашивать меня? — Как куда?! Вы никогда не были на Принц-Альбертштрассе? Значит, сегодня побываете. Не Эльбрус, конечно. Это намного ниже уровня моря, но кое-кому впечатлений хватило на всю жизнь. Нет, правда, что вы были альпинистом с мировым именем?
— Да, был, — сухо ответил Радл. — Эльбрус это всего лишь небольшой эпизод.
— А кто-то говорит, что вы трактирщиком были…
— До войны одно другому не мешало. Содержал трактир, что с того? И потом, вы не ответили на мой вопрос. Куда мы едем?
— Вас ждет рейхсфюрер, господин полковник!.. — радостно сообщил восторженный идиот…
Когда Радла проводили в кабинет Гиммлера на втором этаже, он уже понял, что содержимое его портфеля подверглось тщательному досмотру. Гауптштурмфюрер остался в приемной.
— «Рыцарский крест» за зимнюю кампанию? — спросил вместо приветствия рейхсфюрер.
— Совершенно верно, — ответил Радл. — Прошу разрешения закурить. Если, конечно, я у вас здесь в качестве гостя.
— Курите, — сказал Гиммлер, не выносивший табачного дыма. — Не очень многое происходит у вас на Тирпитц-Уфер, чего бы я не знал, но сегодня мне непонятно, что такое «Черный орел». Итак, полковник?..
— В моем портфеле, рейхсфюрер, находятся все объяснения того, что вы желали бы узнать.
— Вы летите к русским в Мариенбаде, я правильно понимаю, что вы со всем этим летите к русским?
— Гиммлер подвигал к себе бумаги и снова отодвигал их, он выглядел несколько озадаченным.
— Да, вы верно оцениваете ситуацию. У нас просто нет другого выбора, если мы рассчитываем добиться хотя бы частичного успеха.
— Что значит — частичного? Частичный успех — это может быть не сам премьер, а его замусоленная сигара.
— Это премьер, — ответил Радл.
— Разница в том, живой он будет или мертвый. А почему русские… Видите ли, рейхсфюрер, у них тоже нет выбора. Сталина, даже если мы сильно об этом. попросим, они выкрасть не смогут, а Черчилля-почемубы и нет? Ондичь, они — охотники.