Шрифт:
Юрий с утра поехал на avenue Rapp для получения avis favorable [130] . Мамочке, может быть, еще не удастся получить его. Все вместе ругаем французские порядки.
Одно событие не отмечено у меня в дневнике: Жедринский.
В.И.Жедринский это муж Мариамны, той самой, в которую Юрий был когда-то так романтически влюблен. Был у нас в субботу, будет завтра, а там уезжает. Художник. Интересен. Пожалуй, мой стиль. Разговор с Юрием все о Белграде, о старых знакомых. На меня ноль внимания.
130
Положительное заключение (фр.).
Юрий сам начал говорить о Мариамне. Вчера собрал ей свои стихи в красивую папку-офорт. Один момент мне было неприятно. Глупо. Разве не естественен его порыв? И потом — он прав: это самореклама, хочет напомнить о себе Белграду.
5 ч<асов> 50 мин<ут>. Не повезло. Ходили с Лилей к той даме [131] , у которой деньги, но не застали: ее вызвали на заседание в Сорбонну. Условились, что будем завтра в 11 ч<асов> 50 <минут>. Если опять эта дама уйдет, деньги она оставит.
131
Ходили […] к той даме — Не удалось выяснить, о ком идет речь.
А вдруг — нет? Ведь завтра — последний день.
Купила мяса и хлеба. Если будет — возьму у Юрия на молоко, а его пошлю сниматься.
4 апреля 1928. Среда
8 ч<асов> 15 мин<ут>.
Последовательные события. В пятницу получила деньги (100 фр<анков>). Как нельзя более кстати. После обеда пошли с Юрием в префектуру. Волнений было много. У меня стоит ecrivain [132] , а никакого подтверждения тому нет. И спохватилась я только в очереди. Перенервничала страшно. Гоняли меня долго из одного места в другое, и, наконец, я получила recepisse. И заплатила 20 фр<анков>. Довольна была страшно. Гора с плеч. Ощущая в портфеле важный документ и еще некую сумму денег, купила Юрию галстук. Яркий.
132
Писатель (фр.).
Вечером был Жедринский. Опять сильно опоздал. Опять понравился. Как-то так вышло, что попросил меня что-нибудь прочесть, хотя, по-моему, сделал это для Юрия. Я немного поломалась и прочла: «Я пуглива, как тень на пороге». Сделал вид, что произвело впечатление, и просил записать в его записную книжку. В остальное время я опять для него не существовала. Хотя мне кажется, что я для него все-таки существовала, и много слов и поз было для меня.
Ночью были страшные боли от менструаций, такие, что я кричала. Лежала с горячей бутылкой, корежилась и кричала. Юрий испугался. Кончилось тем, что в 5 ч<асов> пошел за Мамочкой. С этого и начались мои недомогания. Утром в госпиталь не поехала. Была в 3 часа. Боли сильнее. Лежала. Вечером в «Трибуну» не пошла — опять схватки. Лежала и ревела.
В воскресенье очень плохо. Ничего не ела. А вечером еще пошла на диспут Бердяева с Милюковым о религии. Выступало много ораторов, но «безбожник» был один — папаша [133] . По-видимому, было чрезвычайно интересно, но мне было так нехорошо, что ни о чем другом и думать не могла. Как приплелась домой, как легла, как смогла уснуть — не знаю.
Назавтра — legal +++. Слабость невероятная. Начала стирать — бросила. Даже посуду не мыла. Весь день лежала, ничего не могла есть. Боли. Юринька изменился. Все, что не касалось моего физического состояния, было зачеркнуто для меня.
133
Пошла на диспут Бердяева с Милюковым о религии. […] «Безбожник» был один — папаша — Речь идет о заседании Русской религиозно-философской академии, парижское отделение которой было основано Н.А.Бердяевым в 1924 г. Тема заседания: «Христианство и свободомыслие». П.Н.Милюков был в числе приглашенных. Помимо него, были приглашены Б.П.Вышеславцев, В.В.Зеньковский, В.Н.Ильин, Г.П.Федотов, Г.В.Флоровский и Н.Н.Кнорринг. «Папашей» И.Кноррингназывает П.Н.Милюкова, убежденного атеиста. Н.Н.Кнорринг, бывший глубоко верующим человеком, друживший с П.Н.Милюковым, порицал его за то, что тот «не нуждался в Боге» («О тебе»,с. 115). П.Н.Милюков, в свою очередь, как ученый-историк считал, что история человечества разворачивается по своим законам, независимо от каких-либо религий.
Во вторник Мамочка побоялась пустить меня одну в госпиталь, поехала со мной. Анализ лучше — по одному кресту. День был хороший. Показалось, что стала чествовать себя лучше, и помчалась к Hotel de Ville [134] накупить пустяков — перьев, ножей, бумаги для наклеивания фотографий, тетрадку в переплете для Юрика, все в пределах 5 фр<анков>. Как доплелась домой — не знаю. И все остальное время лежала.
Написала два стихотворения. Первое неплохое, но жуткое. Независимо от того, к кому оно относится:
134
Отель де Вилль (здание мэрии) (фр.).
Есть строфы страшные:
В новой, приниженной жизни, В неумолимой борьбе, Будут рассказы о ближних, И никогда — о себе. Неповторимые встречи Не утаенная грусть. Мир потускнеет от скуки И небывалой тоски. И неуслышанный лепет: Счастье, безумье — прости!»135
«Я накопила приметы» — Опубликовано: Кнорринг И. Стихи о себе, с. 34–35.
«И неуслышанный лепет: / «Счастье, безумье — прости/» — В окончательном варианте: «И неуслышанный лепет: / «Было. Не будет. Прости».
Почему-то тянет меня на такие вещи. Хочется писать о том, что страшно, и о том, что больно. Юрий, когда я ему прочла, страшно изменился. Потом сказал, что стоило больших усилий сдержать себя и не зарыдать. Я тоже скисла. Поздно вечером до чего-то договорились. Юрий все-таки не понял меня, и мне пришлось утешать его, как ребенка. Он боится. Я не боюсь. Разве это предчувствия?
7 апреля 1928. Суббота. 9 ч<асов> 25 мин<ут>
На этом месте Юрий меня оборвал.