Шрифт:
— Ну что ж. Принято. Затем что?
— Затем я зашпурюсь и сдую всё, что над устьем ствола. Скорее всего, обнажится пробка из металлоконструкций и ломаного бетона. Попробую её тоже расковырять, чтоб обрушилась.
— А как же внизу? Завалит же всё?
— Максимыч, ты видал когда-нибудь, во что превращается бетон, ёбнувшийся со ста метров?
— Понял. Дальше?
— Ну, дальше не знаю. Жисть покажет.
— Ахмет, — встрял Алик. — Мне надо будет сначала посмотреть, вдруг чё живого по моей части осталось. Если чё найду — сможешь как-нибудь обойти? Чтоб не задело особо?
— Ничё не знаю. Приедем — поглядим. — Ахмет уже настроился ехать до самого места.
Но проехали они немного. До моста, где их должны были встретить, добраться не удалось — дорогу местами замело по пояс. Всё чаще приходилось останавливаться и дожидаться, пока головной «Урал» пробьёт колею в особо херовых местах. Наконец встали совсем — снега было по верх колёсных арок «уаза». Из «Уралов» посыпался в снег спецназ, полетели связки лыж. Тут же обулись и растаяли в ночи охранение и разведка, замелькали ящики с грузом. Через несколько минут отряд втягивался под защиту леса, оставляя за спиной пытающиеся развернуться машины.
Лыжный переход показался спецам изощренной пыткой, хотя шли они налегке и по накатанному. Момента встречи с ожидавшей у моста разведгруппой так и не заметили и очнулись от одуряющего темпа, лишь уткнувшись в спины тормознувших гоблинов. [242]
— Привал, что ли? — жадно хватая морозный предутренний воздух, спросил Ахмет.
— Похоже, пришли. Где-то километров десять пройдено — значит, если не на месте, так рядом.
— Максимыч, ну ты лось — я вон захукался, Алик тоже еле живой, а ты вон — даже не сильно потный. А всё же мы молодцы, угнались-таки за этими терминаторами, да ещё по таким горам…
242
Этот пассаж поймут только жители прообраза Тридцатки. Броха — это Брохович, самый знаменитый из директоров Предприятия, Ефим Палыч — это Славский, начальник нашего главка и замминистра, Броховича поддерживавший; Тарусин — тоже вроде как реальныйперсонаж, и башку ему на самом деле оторвали за те самые дела.
Максимыч улыбнулся:
— Молодые люди, они из-за нас не торопились. Это не темп для них, даже с грузом. Э, а ну отставить! Вы что?! Дети малые! Вам работать скоро — вы мне больные не нужны. Только по моей команде.
Ахмет с Аликом испуганно опустили фляжки.
— Может, костер разведем пока? Ма-аленький такой.
— Нет, ну точно как дети. Сидите, ждите команды и не дергайтесь. Про курево, надеюсь, не надо напоминать?
Ахмет, как раз потянувший было из кармана кисет, серьезно протянул:
— Обижаешь, Максимыч… Чё мы, «дети малые»… — и заржал, не выдержав. — Бля, ну ничё нельзя. Чё можно-то?
— Лучше всего — ложитесь на спину, а ноги задерите. Вот так. — Максимыч изобразил. — И лежите, пока кровь не стечет.
Легли. Ахмет, впавший в легкое безмысленное оцепенение, рассеянно наблюдал за поднимающимся к небу выдохами. …Нос не прихватывает, значит мороз ушел. Двадцатка от силы, может, даже меньше. Днем ещё теплей будет, вон, небо-то какое облачное…На востоке чуть посветлело, сквозь наползающую дрему откуда-то издалека доносились непонятные звуки, издаваемые отрядом… Хоть бы подольше так полежать… — мелькнула, уплывая в бездонную черноту сна, последняя мысль.
— Па-адъем, ученая рота! Ишь, смотри-ка, дрыхнут себе спокойно! — подскочив от тихого крика в самое ухо, Ахмет увидел прямо перед собой румяную и довольную физиономию Фоменки. — Максимыч, совсем у тебя личный состав расслабился!
Оглядевшись, Ахмет обнаружил себя под шатром вековых сосен, скупо роняющих иней — ветра не было. Солнце уже встало, поднявшись где-то на десятичасовую отметку. Рядом ровно сопел Алик, справа присели на ящиках Фоменко с Максимычем.
— Это ж не твои верблюды, [243] Олег. Ничего в этом плохого не вижу — делать им сейчас всё равно нечего, пусть пока отдыхают. Как объект, поглядели?
243
Следует пояснить, что описываемая столовая самая непростая в Тридцатке. Она является углом квадрата, образованного следующими зданиями: 1. Комплекс зданий управления комбината. 2. УКГБ. 3. Военный комиссариат. 4. Администрация. 5. Центральная заводская лаборатория. 6. Вычислительный центр комбината. 7. Еще один мутный домик, интерес к которому не приветствуются и по сей день (впрочем, я знаю лишь одного человека, этот домик заметившего и задавшегося вопросом: «А че это?»).
— Да. Всё отлично. Тропа занесена, сюда минимум две-три недели никто носа не совал. Мои пробежались — вокруг чисто по двухкилометровому радиусу. Так что твои могут работать. Я чё хотел — «Жуков», ты насчет гражданских уверен? Без них точно не обойдешься? Решай сейчас, да или нет — отправлять мне людей?
— Да. Двое. Мужики, не совсем старые.
— Ты ж говорил десять?
— Подумал немного. Ты ж их потом, если целы останутся, в расход пустишь?
— А как же. Я любого, замеченного в пределах периметра, обязан валить. И завалю, — помрачнел Фоменко. — Только, может, ты подумаешь, и вообще их не нужно будет? С десяти до двух вон как быстро съехал. Подумай ещё немного, может…
— Своих пошлешь? — перебил Ахмет и едва не получил в лоб; Фоменко лишь обозначил сокрушительный удар:
— Ты, падла черножопая, поговори у меня! Ты щас мне раком весь снег перепашешь и всё там вручную выкопаешь! «Моих»!
Вмешался молча слушавший Максимыч, как оказалось, умеющий разговаривать голосом, оставляющим впечатление пудового колуна: